nnao
Нахичеванская-на-Дону армянская община

В предыдущих двух номерах «НнД» я рассказал вам об истории становления армянской общины Эфиопии, о современном положении армян в этой африканской стране. В третьей, заключительной, части речь пойдет о долине реки Омо, где я побывал среди диких племен и где тоже имеется кое-что армянское. Итак, вперед к приключениям!

МЕРТВЫЙ ПАВИАН  И МОЙ ОТБИТЫЙ ЗАД

Полтора часа полета эфиопской национальной авиакомпанией Ethiopian Airlines и я в Арба-Мынч, что на юге страны. Живописную природу этих краев не описать в двух словах: пока я добирался на стареньком джипе из аэропорта, только и успевал оборачиваться то влево, то вправо. По обочинам — пышные заросли банановых и манговых плантаций, сбор на которых пришелся аккурат на эти дни. Полуголые чернокожие крестьяне занимаются урожаем, сортируя плоды. Работать приходится вручную. Однако аграрии так умело и ловко справляются с плодами, что о технике думать не приходится. Только на отдельных участках виднеются насаждения не собранного урожая. Видимо, от дефицита рабочих рук. В таких случаях «на помощь» человеку приходят павианы. Они всем своим обезьяньим семейством срывают спелые плоды и уносят, не спеша, сородичам, создавая небольшой затор на дороге. Дисциплинированные водители обычно сбавляют скорость, чтобы не раздавить животных, которые могут внезапно оказаться на трассе с плодами с полей. Но, к сожалению, не все водители порядочны. Я сам был свидетелем жуткого зрелища, когда прямо посреди дороги увидел погибшего от колес автомобиля павиана. Весь ужас заключался в том, что примат, лежавший с закрытыми глазами, походил не на животное, а на… человеческого детеныша. Мой водитель заметил панику в моих глазах и поспешил предупредить:

— Такое вам еще предстоит видеть на дорогах Эфиопии. Часто животные попадают под машину, но их быстро убирают с дорог. Просто этого павиана недавно сбила машина. Не успели убрать. Когда я ехал за вами в аэропорт час назад, этого трупа на дороге не было.

Я объяснил своему водителю, что в наших широтах мы привыкли видеть на дорогах раздавленных кошек, собак, голубей. Но мертвая обезьяна…

— Вообще животные очень осторожны, — прервал меня водитель. — К примеру, когда мы съедем с трассы и будем подниматься в горы, вы не увидите ничего подобного. Павианы в особенности будут переходить дорогу только после того, как проедет машина. А дорога, по которой мы сейчас едем, она новая. Ее проложили полгода назад. Обезьяны привыкли к тому, что это их ареал и забывают об опасностях, с которыми могут теперь столкнуться. Вот и попадают под колеса.

Забыть о происшедшем мне помогла все та же дорога. Вернее, то, что от нее осталось, когда свернули с асфальтированной трассы на пыльную тропу, ведущую в горы. Мы направлялись в высокогорное селение Ченча, что в 40 км от Арба-Мынч. Извилистая и разбитая колдобинами тропа — единственная дорога в деревню племени дорзи, где мне предстоит провести ночь. Сказать о том, что я пожалел, что приехал в эти Богом забытые места, — ничего не сказать. Перевал за перевалом, на малой скорости, с пыхтением, сопением,  словно из последних сил, наш старенький джип все взбирался в горы. С не меньшим рвением пыхтел и ворчал я. Только с отборным русским матом. От постоянной тряски сначала заболела голова. Следом прихватило поясницу и спину. Про зад так и вовсе молчу! Вторую часть пути пришлось ехать полусидя, в позе птеродактиля, щадя копчик и позвоночник. И вот, на тот самый момент, когда мое терпение должно было уже иссякнуть, впереди показалась деревня дорзи с ее жителями, бежавшими нам навстречу.

ОПОЕННЫЙ ТУЗЕМЦАМИ

Оказавшись в деревушке дорзи после полуторачасовых «автопрыжков» я понял, что мои жертвы оказались не напрасны. К черту кости! Они заживут и забудутся мной. Но увиденное не забудется никогда! Стоя на вершине горы, я увидел под собой великолепный пейзаж: к востоку открылся вид на мангровые побережья двух озер — Абая и Чамо, куда мне еще предстоит отправиться. К западу, где уже садилось солнце, простерлась саванна. А между озерами и саванной — горные гряды с густыми лесами. Такое разнообразие ландшафтов на одном месте мне никогда не доводилось видеть прежде. Воистину впечатляющее зрелище! Эмоции переполняют сильнее, когда осознаешь, что в это время сам являешься частью этой дикой природы, где время остановилось на века. Во куда привели меня армянские следы! Однако терпение и только терпение, мой читатель. О «следах» еще поговорим.

Утро в деревне племени дорзи началось не с петухов, а с шумной туземной ребятни, бегавшей вокруг моего «бунгало». Кстати, о нем: жилище дорзи уникально тем, что они все однотипны и напоминают слоновьи головы. И это неудивительно, учитывая, что слон является тотемом племени. Свои трехметровые хижины дорзи плетут из стеблей бамбука и покрывают пальмовыми листьями. Внутреннее убранство каждого такого жилища может шокировать неподготовленного иностранца: все пространство разделено на три части небольшими бамбуковыми ограждениями. Слева располагаются хозяйские кушетки, где семья отдыхает, справа скот, а между ними большое пространство — обедня. Она же гостиная. Как вы поняли, дорзи содержат скот не во дворах в специальных загонах, а буквально под боком у себя. Это делается для того, чтобы уберечь живность от ночных охотников — диких зверей. Дорзинские хижины прочны и служат до 100 лет. Плетенка крепкая, не боится стихий. У этих домиков один враг — термит. Именно полчища термитов поедают хижины, от чего через много десятков лет трехметровые домики приобретают метровую высоту.

В отличие от всех других племен долины реки Омо, куда мне предстоит отправиться, племя дорзи самое продвинутое. Основное их занятие — выращивание хлопчатника, из волокна которого изготавливают пряжу, затем одежду, подстилки в виде ковриков или просто ткань. Работа распределена по гендерному принципу — женщины собирают и сортируют хлопок, мужчины прядут и красят. Причем все краски исключительно натуральные. Их получают из кореньев, стеблей, лепестков, коры, листьев, ягод… Всего, чем наделила сама природа. Готовую продукцию покупают перекупщики из Аддис-Абебы. А ткань дорзи пользуется спросом во всей Эфиопии.

Скот стараются не пускать в расход, так как его используют не столько ради мяса, сколько ради шерсти, молока, транспорта. Поэтому кухня дорзи хоть и не балует излишествами, но интересная. Основой кушаний является лепешка. Процесс ее изготовления далеко не простой. Сначала от банановых листьев отделяют мякоть, из которой лепят колобки. Их заносят в темные прохладные помещения и оставляют созревать на пару месяцев. И только потом хозяйки раскатывают их на нужные порции и запекают. На вид такие лепешки напоминают лаваш. Запах сырный.

Стоит также добавить, что дорзи пьют самогонку. Ее изготавливают методом брожения кореньев и дикого меда. Напиток получается в среднем до 60 градусов… Ну и, как водится, при наличии горячительных напитков и закусок, дорзи не приходится скучать темными вечерами. Туземцы всей деревней разжигают костры, едят, пьют, бьют в барабаны и пускаются в пляс. Как говорится в известной сказке, «И я там был, мед-пиво пил…». Даже отплясал. И неизвестно, как долго бы отбивал стопы, если бы не мой помощник Соломон Бекеле, посоветовавший отправиться поспать, т.к. спозаранку нам предстоит долгая дорога к другим племенам, живущим вдоль реки Омо.

НЕ ХОДИТЕ, ДЕТИ,  В АФРИКУ ГУЛЯТЬ…

 Вторая ночь, проведенная в деревне дорзи, прошла беспокойно из-за всяческих гадов, заползших в мое бунгало. Видимо, они беспокоили меня и в первую ночь, но мертвецкий сон после автомобильной тряски взял свое. Насекомые и ящерицы, как мне объяснили, безобидны в этих горах. Но надоедливы. Они запросто заползают на тело человека без доли страха быть убитыми. Приходилось быть начеку…

С утра меня уже ожидал Соломон с охапкой разносортных бананов и кокосовым молоком. Позаботился о завтраке. Мы быстро перекусили, попрощались с дорзи и отправились к озеру Чамо. Путь вниз был так же тернист. Однако терпимее. Все же спускаться — не подниматься. А в компании Соломона так и вовсе не приходилось скучать — местный житель, знает о племенах и округе все. Говорит на языках шести племен из шестнадцати. Соломон оказался отличным гидом и собеседником. И я нисколько не сожалел, что пригласил его в свою экспедицию по югу Эфиопии.

Два часа пути — и мы оказываемся в мангровой роще у берегов Чамо. Здесь мы взяли моторную лодку и вместе с лодочником пытались отправиться вглубь озера. Из-за разлива выбраться было не так-то просто. Мангровы кроны погрузились в воду. Лодку пришлось буквально выносить из затопленной рощи к открытому озеру, усеянному небольшими островками. Они уникальны разнообразием фауны. Причем каждый островок облюбован определенным видом живности. К примеру, один кишит пеликанами, а на соседнем участке суши расположились африканские черные утки. И только белоголовые орланы-крикуны, словно стражи Чамо, сидят на самых маленьких скалистых островах, высматривают сверху добычу… Через некоторое время на горизонте стал виднеться и тот самый хребет, связующий узкой полосой озера Чамо и Абая. Эту узкую полосу земли местные называют «Божьим мостом». Здесь обитают зебры, газели Гранта, павианы анубисы, гиеновидные собаки. На отдельных участках гнездятся аисты и фламинго. Приближаться к хребту мы не стали, чтобы не тревожить гиппопотамов. Из-за разливов многие гиппопотамы выбрались на сушу. Лишь некоторые взрослые особи находились под водой и время от времени выныривали, чтобы глотнуть воздух. Мы не стали заглушать мотор, чтобы не давать повода гигантам приблизиться к нашей лодке. Рев их здорово отпугивал. Только однажды нам пришлось приглушить мотор и подплыть к острову с помощью весел. Это было у острова крокодилов. Здесь уж точно лучше подкрасться незаметно, исключив все шумы. Иначе… Работая веслами, мы осторожно приблизились к берегу крокодилов. Рептилии чинно грелись на солнце. Некоторые с угрожающими открытыми пастями.

Пришвартовались в 10 метрах от них, говорили шепотом. Известно, что крокодилы спят с открытыми глазами. Поэтому я не знаю, видели они нас или нет, но мы старались не шуметь. Тишина была идеальнейшая. Только треск насекомых и бульканье воды под нашей лодкой возвращали нас в реальность. И тут вдруг что-то испугало одного из пятиметровых гигантов. Доля секунды… Рептилия оттолкнулась от суши и нырнула в воду, подняв после себя брызги. Причем остальные пресмыкающиеся лежали так же неподвижно. Мы не стали испытывать судьбу, завели мотор и отчалили от этого острова. Как сказал лодочник, это могла быть самка, стерегущая яйца в гнилой прибрежной растительности. Аккурат там, где мы и пришвартовались. Могло произойти все что угодно.

Обогнув остров, где крокодилы так и продолжали неподвижно лежать, мы взяли курс на юг озера, к племенам консо и бна. И тех, и других называют охотниками на крокодилов. Возможно, поэтому консо и бна единственные племена, живущие бок о бок с рептилиями. Мы высадились на берег, чтобы познакомиться с племенами. Честно говоря, в отличие от «цивилизованных» дорзи, консо и бна не произвели впечатления. Вот уж точно кровожадные народности и выглядят ужасно. Внешне черны как смоль. Что и отличает их от других племен. Одеты в лохмотья из шкур. Дети консо так же неряшливы, как и взрослые. Дурно пахнущие. На лицах мухи. Как оказалось, шкуры животных, которые используют консо в качестве одежды, не обработаны. Иначе говоря, одежда «протухает» прямо на людях. Скажу прямо, консо и бна — самые грязные народности, которые мне доводилось встречать в своих поездках. У них словно культ вони и дохлятины. Судите сами: если у консо умер вождь племени, его бальзамируют и помещают в саркофаг, где он лежит девять лет, девять месяцев и девять дней. В определенные дни полуразложившегося вождя достают из саркофага, чтобы помыть специальным раствором, поменять «одежду» (шкуру) и «накормить», заливая в рот покойного молоко. Большое внимание уделяется глазам мертвого вождя. Их выковыривают в первый день смерти, а вместо них вставляются скорлупы с нарисованными на них глазами. В то время, пока умершего вождя обхаживают девять лет и девять месяцев, возглавить племя готовится наследник старого вождя. За эти годы он должен отличиться геройскими качествами, чтобы достойно принять племя. Геройство же заключается в количестве убитых им крокодилов и леопардов. Особой удачей считается и успешная охота на орла.

В целом, если не обращать внимания на смрад, с консо можно подружиться. Сначала они избегали меня. Особенно когда я доставал фотоаппарат. Но через несколько часов стали сами контактировать и даже угощать кофейными зернами. Что касается бна, то они отличаются от консо многоженством. Причем старшую жену можно узнать по ошейнику. Женщины бна носят на шее металлический ободок с тупым концом. Открыть такой ободок может только муж и только тогда, когда жена перестает рожать. Мужчины-бна носят набедренные повязки. Как правило, черного цвета. На боку свисает кинжал, полученный от родителя в день первой охоты сына.

Оставаться на ночлег в деревне консо и бна мы не стали. Вернувшись в лодку, отправились к берегу, где оставили свое авто. 200 км пути к юго-западу от Чамо, и мы прибыли в деревню Турми, расположенную близ границ с Кенией и Южным Суданом. Здесь мы переночевали, а наутро меня ожидали новые ужасы, перед которыми «покойный вождь» показался мне безобидной шалостью туземцев.

ДЕТОУБИЙЦЫ

Турми раскинулся среди типичных африканских пейзажей в 70 км от реки Омо. На фоне красной почвы, образующейся от синтеза кремния, железа и алюминия, особо привлекательно смотрятся акации, напоминающие гигантские грибы-лисички. Не уступают им по размерам и термитники — одно из крупнейших сооружений, создаваемых наземными животными. Глядя на эти небоскребы термитов, я подумал о творении Антонио Гауди Саграда Фамилия в Барселоне. «А не подглядел ли зодчий идею?», — подумалось мне. Пока я любовался трехметровыми термитниками, не заметил, как меня окружили голые люди с разрисованными телами. Это были представители племени каро — обитатели этих мест. Юноша, на вид лет 18-ти, не смущаясь наготы, подошел ближе и стал с интересом рассматривать меня. За ним последовали другие его соплеменники. В это время я услышал голос Соломона.

— Эу! — крикнул мой компаньон.

Дикари обернулись. Соломон что-то показал им жестами и направился к нам. Я решил задобрить моих новых приятелей печеньками и конфетами, привезенными из Аддис-Абебы. Туземцы заинтересовались подарком и даже чуть не подрались. Как я узнал позже, их внимание привлекло не столько содержимое, сколько сама блестящая обертка. Конфеты же с печенюшками есть они не стали. Выплюнули. Что ж поделать, «нецивилизованные дикари» не едят химию.

Молодые каро сопроводили нас с Соломоном до своей деревни. Приметив белого человека в компании соплеменников, к нам сбежалась чуть ли не вся обнаженная и разрисованная округа — дети, женщины, мужчины. На темных телах их белые узоры смотрелись весьма четко. На этот раз рисковать с печеньками я не стал. И без них каждый норовил потрогать меня, лизнуть, погладить. Молодые девушки так и вовсе решили, что для пущей привлекательности на моем теле не хватает тех же узоров, что и у них. Жестами дали знать, что хотели бы меня разукрасить. Что же, красота требует жертв. И в качестве жертвенника я подставил свое лицо, которое они с увеселением разрисовывали. Оценить художественную самодеятельность решил даже сам вождь — мужчина лет 50-ти, такой же разрисованный с ног до головы. Из всей одежды на нем было только перо на голове и кусок ткани, повязанный вокруг шеи. Работа девушек понравилась вождю. Он оценил, кивнув одобрительно.

— Вождь приглашает нас в свою хижину отведать пиво, — сказал мне Соломон.

— Они варят пиво? — удивился я. —  С удовольствием попробую.

В соломенной хижине нас поджидали голые женщины. Это были жены вождя. Пока две другие, что помоложе, кормили грудью малышей, самая старшая по возрасту дама помешивала в деревянном сосуде какую-то жижу. Это и было то самое пиво. Готовилось оно из местных семян и дикого меда. По совету Соломона, перед тем,как выпить, я должен пожелать племени больших уловов. Что я и сделал.

— А почему уловов? — не сразу сообразив, поинтересовался я.

— Каро промышляют рыболовством, — пояснил Соломон. — Впрочем, поэтому они и каро. Что в переводе — «пожиратели рыбы».

После пивной трапезы в сопровождении вождя и его многочисленных соплеменников мы отправились осматривать владения каро. Как и само племя, деревушка небольшая. У самого берега Омо. Каро враждебны к другим племенам. Ко мне было отношение снисходительное только потому, что меня сопровождал Соломон. А он — сын человека, весьма уважаемого среди каро. Одно время даже поставлял им автомат Калашникова. Да-да. Племена очень любят этот автомат и считают его атрибутом мужественности. Только вот одна досада — каро не знают, что автомат — оружие огнестрельное. Патроны им никто никогда не завозил. Поэтому автомат так и остался всего лишь украшением мужчины каро. Может, и к лучшему. Ведь, как я уже говорил, каро не столь безобидны, как могут показаться. Их враждебность направлена не только к иноплеменникам, но и к соплеменникам. Например, если девушка каро родила ребенка вне брака, то малыша прилюдно убивают. Такой участи своим детям не желает ни одна мать. Пусть даже каро. Поэтому внебрачные дети у племени рождаются редко. Но есть нечто, от чего не застрахован ни один родитель: если у малыша первые зубки прорезались не на нижней челюсти, а верхней, то это считается «божьей карой». От малыша также нужно избавиться, иначе он принесет несчастье всему племени… Кстати, один из каро отучился в Аддис-Абебе, затем получил образование в Соединенных Штатах. Когда вернулся в родные пенаты, то решил поменять эти гнусные устои. Но ничего у него не вышло. Молодого человека самого едва не убили. Тогда он решил просто спасать детей: открыл детский дом в небольшом городке Джинка, где стал собирать спасенных им детей каро. За 12 лет удалось собрать 34 ребенка, самому старшему из которых уже 16 лет…

На прощание я устроил фотосессию каро на фоне их стихий. Племя с удовольствием позировало. У меня было лишь одно условие — все, кто желает попасть в кадр, должны прикрыть срамоту. Дикари откуда-то достали грязные куски ткани и стали обматываться ими.

— Откуда у них столько тканей? — поинтересовался я у Соломона

— Мой отец собирает в городе «секонд-хенд» и развозит по племе-нам, — сказал мой напарник. — Но, как видишь, они им пользуются только в особых случаях. Как сегодня.

Я рассмеялся. Туземцы подхватили смех, словно поняли, что вызвало мой восторг.

ПРИЧЕМ ТУТ АРМЯНЕ?

В деревне племени каро мне пришлось расстаться с Соломоном, так как ему необходимо было возвращаться в Арба-Мынч. Мне было грустно от того, что дальше мне придется направляться в Джинку без Соломона, его шуток, его отличной осведомленности о крае и племенах. Но надо отдать должное, Соломон сделал все от него зависящее, чтобы в дальнейшем остатке пути  я не чувствовал себя одиноким — перепоручил меня своему приятели Ишу. Он также был хорошо подкован в племенах, хорошо ориентировался на местности и говорил на языках хамер и мурси, куда мы направлялись по пути в Джинку.

Чем дальше вглубь, тем ужаснее дорога. По рассказам Ишу, ему дважды в неделю приходится преодолевать этот маршрут, чтобы доставить племенам некоторые продукты и питьевую воду. Поэтому тряска для Ишу само собой разумеющаяся езда. Асфальтированные участки можно встретить только на подъезде к Джинке. Но до нее почти 100 км.

Наше авто лихорадочно преодолевало километр за километром, старательно объезжая выбоины. Не знаю, сколько нам удалось проехать, но за окном я уже стал замечать первых хамеров, таких же нагих, как и каро. Юноши и девушки махали нам рукой, демонстрировали танцы на дороге, чтобы привлечь наше внимание и получить за это вознаграждение.

Я попросил Ишу остановиться, чтобы угостить хамеров фруктами, но тот не рекомендовал этого делать.

— Будем в деревне. Там и угостишь детей. А эти взрослые. Пусть сами добывают себе еду, — строго и наставительно сказал Ишу.

В деревне хамеров действительно казалось, что детей больше, чем взрослых. Причем в набедренные повязки облачены только те хамеры, что постарше. Молодняк особо не церемонится с тряпками. Как казалось, «штаны» мужчине нужно заслужить. Не все так просто. К примеру, раз в неделю хамеры устраивают праздник, подразумевающий превращение юноши в мужика. Взрослые хамеры выстраивают в ряд волов, а голозадый юноша должен трижды пробежать по спинам скота. Если пробежит безупречно и ни разу не упадет, тогда посвящают юношу в мужчины. Он имеет право носить набедренную повязку и жениться на любой из хамерш. Последние тоже должны заслужить мужа, прошедшего инициацию. Чем больше на спине девушки рубцов от ударов плетью юношами, тем больше шансов выйти замуж. Шрамы на женском теле — признак красоты и готовности к семейной жизни. Признаюсь, если не обращать внимания на шрамы, хамерши очень красивы. У них правильные черты лица, миндалевидные глаза, они стройны и грациозны. Также девушки хамер могут часами заниматься своим туалетом — плетут косички, вымазывая красной глиной волосы. А из цветочных настоев делают своеобразные лосьоны для тела и головы. В отличие от других племен, хамершам разрешается выходить замуж и за иноплеменников. Для этого нужно преподнести родителям девушки 30 волов и автомат Калашникова. Эдакий калым за хамершу. Говорят, что несколько лет назад так выкупил девушку японец, гостивший у хамеров. Иностранец увез невесту, но судьба ее неизвестна.

В целом хамеры произвели на меня приятное впечатление. Вполне добротное во всех отношениях племя. Уж во всяком случае, не сравнить с предыдущими (кроме дорзи) и мурси, от одного вида которых хочется уносить ноги. Девушки-мурси носят в губе глиняные тарелки. Есть версия, что у мурси этот ритуал зародился несколько столетий назад, когда племя было вынуждено уродовать своих женщин, дабы те не были угнаны на рынки рабов. Постепенно эта традиция изменила свое значение, и сегодня чем больше тарелка в губе у мурси, тем она считается красивее и тем больше уважаема мужем и племенем. Мужчины-мурси очень воинственны. Убийство противника из чужого клана — настоящий подвиг, дающий право на нанесение специальной татуировки. Тату наносится на правую руку, если мурси убил мужчину, на левую — если жертвой стала женщина. Когда свободного места на руках не остается, татуировки наносятся на спину, ягодицы и живот. Вот и представьте себе целое племя, состоящее сплошь из дырок на теле, татуировок и шрамов. Причем независимо от пола. Учитывая, что мурси живут ближе к цивилизации, в 40 км от городка Джинка, то избалованы деньгами. Фантиками и конфетками мурси не задобрить. Поэтому пришлось отплатить наличными, чтобы те позволили контактировать с собой. Это было единственное племя на всем протяжении моего пути от Арба-Мынча до Джинки, с которыми я вступил в товарно-денежные отношения…

Мой вояж по долине реки Омо подходил к концу. И кто бы мог подумать, что в далекой Африке «армянские следы» заведут меня в столь необычные дебри. Причем тут «армянские следы», спросите вы? Все просто! До недавнего времени долина реки Омо была закрыта от сторонних. Гражданам Эфиопии разрешалось прибывать на юг только по специальному разрешению. А иностранцы так и вовсе бы-ли персонами нон-грата.

В 2012 году правительство сняло запрет. Предвкушая заинтересованность иностранцев в осмотре диких мест, предприниматель Тамар Кеворкян из Аддис-Абебы, с которой мы уже знакомы, и бизнесмен из ЮАР Андре Довмасян выкупили земли долины реки Омо, поставили вдоль этой огромной территории отели и коттеджи. И иностранцам удобства, что приезжают поглазеть на девственную природу, и племенам поддержка, так как благодаря Кеворкян и Давмасяну туземцы могут обращаться за медицинской помощью. Примечательно, что сами предприниматели не знакомы друг с другом. Сфера деятельности Тамар Кеворкян разбита на территориях племен дорзи и каро, а Андре Довмасяна — от деревушки Турми до племен мурси.

Я покидал Джинку с невероятными впечатлениями о пройденном пути. Возможно, потому, что это была моя первая поездка по дикой Африке. И наверняка последняя. Ведь не часто встретишь «армянские следы» там, куда еще далеко не каждый из мира цивилизации ступал. А сворачивать от «армянских следов» я пока не намерен. В мире еще много мест, где наш человек творил, творит и будет творить. Такая уж мы нация!

Вадим АРУТЮНОВ,
долина реки Омо, Эфиопия    

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *