Всемирно известный писатель Антон Павлович Чехов в своем творчестве касался разных тем. Не оставил он без своего внимания и донских армян, и славный город Нахичевань-на-Дону, да и сам Ростов.
Пожалуй, самый известный рассказ Чехова, которым особо гордятся армяне, — «Красавицы».
Он был написан Антоном Павловичем Чеховым в 1888 году. В этом же году и был впервые опубликован в журнале «Новое время» (№ 4513 от 21 сентября с подписью Ан. Чехов).
О чем же этот рассказ? Можно сказать, что в этом рассказе отразились впечатления Чехова от посещения армянского села Большие Салы. А если еще точнее, то писатель был впечатлен местной красавицей.
Рассказ «Красавицы» написан от первого лица. Суть первой части рассказа такова. Однажды летом автор, будучи гимназистом, ехал на лошадях с дедушкой в Ростов-на-Дону. Они остановились в армянском селе. В доме богатого армянина. Дедушка вел разговоры с армянином об овцах, выпасе скота. Юноша же тосковал, изнывал от жары и духоты. Все это длилось до тех пор, пока не появилась дочь богатого армянина. На вид девочке было лет шестнадцать, и звали ее Маша.
Как красиво, как поэтично Чехов описывает свою встречу с этой юной девушкой! На мой взгляд, это стоит прочитать:
«Хозяин пригласил меня пить чай. Садясь за стол, я взглянул в лицо девушки, подававшей мне стакан, и вдруг почувствовал, что точно ветер пробежал по моей душе и сдунул с нее все впечатления дня с их скукой и пылью. Я увидел обворожительные черты прекраснейшего из лиц, какие когда-либо встречались мне наяву и чудились во сне. Передо мною стояла красавица, и я понял это с первого взгляда, как понимаю молнию.
Я готов клясться, что Маша, или, как звал отец, Машя, была настоящая красавица, но доказать этого не умею».
То, что Маша очень красива и понравилась внуку, сразу понял и дедушка.
«Мой дедушка, восьмидесятилетний старик, человек крутой, равнодушный к женщинам и красотам природы, целую минуту ласково глядел на Машу и спросил:
— Это ваша дочка, Авет Назарыч?
— Дочка. Это дочка…, — ответил хозяин.
— Хорошая барышня, — похвалил дедушка.
Красоту армяночки художник назвал бы классической и строгой. Это была именно та красота, созерцание которой, бог весть откуда, вселяет в вас уверенность, что вы видите черты правильные, что волосы, глаза, нос, рот, шея, грудь и все движения молодого тела слились вместе в один цельный, гармонический аккорд, в котором природа не ошиблась ни на одну малейшую черту; вам кажется почему-то, что у идеально красивой женщины должен быть именно такой нос, как у Маши, прямой и с небольшой горбинкой, такие большие темные глаза, такие же длинные ресницы, такой же томный взгляд, что ее черные кудрявые волосы и брови так же идут к нежному белому цвету лба и щек, как зеленый камыш к тихой речке; белая шея Маши и ее молодая грудь слабо развиты, но чтобы суметь изваять их, вам кажется, нужно обладать громадным творческим талантом. Глядите вы, и мало-помалу вам приходит желание сказать Маше что-нибудь необыкновенно приятное, искреннее, красивое, такое же красивое, как она сама».
Чехов очень романтично и трогательно описывает чувства героя рассказа к Маше.
«Ощущал я красоту как-то странно. Не желания, не восторг и не наслаждение возбуждала во мне Маша, а тяжелую, хотя и приятную, грусть. Эта грусть была неопределенная, смутная, как сон. Почему-то мне было жаль и себя, и дедушки, и армянина, и самой армяночки, и было во мне такое чувство, как будто мы все четверо потеряли что-то важное и нужное для жизни, чего уж больше никогда не найдем. Дедушка тоже сгрустнул. Он уж не говорил о толоке и об овцах, а молчал и задумчиво поглядывал на Машу».
Конечно, эта встреча с Машей на юного гимназиста произвела огромное и неизгладимое впечатление. Но не только на него одного.
«Три часа ожидания прошли незаметно. Мне казалось, не успел я наглядеться на Машу, как Карпо съездил к реке, выкупал лошадь и уж стал запрягать. Мокрая лошадь фыркала от удовольствия и стучала копытами по оглоблям. Карпо кричал на нее „назаад!“. Проснулся дедушка. Машя со скрипом отворила нам ворота, мы сели на дроги и выехали со двора. Ехали мы молча, точно сердились друг на друга. Когда часа через два или три вдали показались Ростов и Нахичевань, Карпо, все время молчавший, быстро оглянулся и сказал: — А славная у армяшки девка! И хлестнул по лошади». (Источник: А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Сочинения. Том 7. М., «Наука», 1985).
Надо сказать, что рассказ «Красавицы» понравился не только донским армянам, но и современникам Чехова. Например, критик А. С. Лазарев писал: «Прелестная вещь по языку и по симпатичному описанию. Психологическая черта — грусть при виде красавиц — подмечена замечательно верно» (ЦГАЛИ, ф. 189, оп. 1, ед. хр. 19).
Но не только критик Лазарев был тронут этим рассказом Чехова. В. Альбов считал, что рассказ «Красавицы» следует отнести к тем произведениям, где «слышится глубокая, затаенная тоска по идеалу, которому нет места на земле, тоска по скрытой в жизни красоте, мимо которой равнодушно проходят люди и которая гибнет, никому не нужная и никем не воспетая» («Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова…» — «Мир божий», 1903, № 1, стр. 89).
Георгий БАГДЫКОВ