Дорогая редакция, приветствую Вас! Вашему вниманию — фронтовой эпизод из жизни моего дяди — Мардироса Крикоровича.
«Если завтра война», фильм. Она и началась завтра. Мой дядя, Мардирос Явруян, восторженный сокрушительной силой той киноленты, весело заявил:
— Мы этого германа разделаем, как барана (со слов моей матери).
Он, здоровенный, ухарски отчаянный, порвав свою «бронь», добровольно пошел воевать. Уходил весело, с песней, цветами забрасывая провожающих. А дома дети: Гриша, Анаид, Роза. И сизари любимые.
Сразу попал в кровавое смоленское пекло. Лента та, довоенная, исказилась, — крутнулась в обрат. Остервенело кружилась…
В кружастях тех, гиблых, его соколиный зрак пронзав, углядел командира-недолга, тот сдал бойцов. Он же, невозмутимый, загодя до этой «команддражки», успел вывести часть бойцов в соединение обок. Об этом с восторгом сказывал мне его соратник.
Сполна изведав лютость той нещадной войны, нашей Священной Отечественной, дядя (на него дважды приходила похоронка) в наградах вернулся домой, на родной Дон, с одной ногой. Ночами мучила фантомная боль. Ходил с протезом. Костылями только чечетку отбивал. В этом весь он. Вот что он поведал из фронтового…
На широкой лесной поляне, уже подернутой позолотой, выстроили подразделение. Перед строем предстали: командир полка, полковник, начштаба, комиссар и старший лейтенант СМЕРШа. Бойцы замерли, пахнуло трибуналом. «Не я ли…», — жигануло каждого. Смершевец достал из кожаной полевой сумки треугольник письма — фронтовой жребий — «жизнь-смерть-плен…».
— Боец Явруян, выйти из строя, — стрельнул приказ. Свинец штатного боекомплекта слился в ноги Мардироса. На шаг он выступил вперед. Взглянув на него, старший лейтенант развернул треугольник — письмо Мардиросу от сестры Анны. Стал зачитывать:
«…о нас не тревожься… дети здоровы… живем радостью встречи…».
«Мадо, брат мой, знаю, не сомневаюсь в тебе, будь бесстрашным, отважным, неколебимо стойким. Героически сражайся за нашу Великую, любимую Родину. Во всех тяжких испытаниях, свято знай – мы победим! Вера, доблесть твоя сокрушат врага, и ты со славой придешь домой…».
Салютом воздев письмо, он срывающимся голосом охрипло вскричал:
— Бойцы Красной Армии!.. Вы слышали… пока от наших матерей, жен… подруг… сестер, на фронт идут такие письма… — мы непобедимы!
«С берез неслышен, невесом, слетает желтый лист…»… «и словно в забытьи» по щекам бойцов потекли жгучие, свинцовые капли…
Дядя Мартирос, с рвущей вены кровью, балагур, неиссякаемый рассказчик, хваткой (да и лицом), напоминал «таможенника Верещагина». Артист, земляк с ростовской округи. После войны дядя работал машинистом на мельнице.
В мучной пыли белогрудо купались его воркующие любимцы. С кипучей, как диск ППШ, усмешкой, он говорил, что ногу оставил на фронте, чтоб под зад дать фрицу…
В лесу прифронтовом…
Арсен БАЯНДУРОВ