nnao
Нахичеванская-на-Дону армянская община

Очерк

…Все оборвалось мгновенно. Так неожиданно, как бывает только на фронте. Это философы готовы неустанно повторять, что все в нашей жизни не случайно. Илья Дзреев не был философом. Он – комбат подразделения минометчиков четвертой гвардейской армии третьего Украинского фронта. Ему рассуждения о случайностях и закономерностях жизни ни к чему. Его дело – бить фашистов. Так бить, чтобы они драпали что есть силы в свое логово, в свой Рейх. А еще лучше, если они останутся лежать на полях сражений и больше никогда не помыслят о новом «дранг нах остен». За три года войны он в совершенстве освоил свое ремесло и потому у командования к нему претензий не было. Напротив: бросали туда, где нужно прикрыть участок передовой от вражеского прорыва. Так случилось и на этот раз. Командир полка Пятого Донского кавалерийского корпуса, которому он доложил о прибытии для участия в предстоящем сражении, терпеливо выслушал рапорт: «Товарищ полковник, командир первой батареи четыреста шестьдесят шестого минометного полка четвертой гвардейской армии гвардии капитан Дзреев прибыл в ваше распоряжение», привычным движением развернул походную карту местности и изложил суть задания.
– Твоя задача, капитан, подстраховать меня на левом фланге. Вот на этом участке. Правый фланг у меня хорошо укреплен. Именно на него мы перебросили основные силы и тем самым ослабили левый. Разведка установила заметное скопление на нем немцев. Здесь самый танкодоступный участок. Мы ожидаем попытку противника тут прорвать фронт. Ты в резерве. Полагаю, тебе не придется участвовать в сражении. Для тебя главное: ночью скрытно переместиться в это расположение. Развернуть батарею и быть готовым к отражению. Справишься?
– Чего уж там: дело привычное.
– Вот и хорошо. Исполняй!
Февраль сорок пятого был в Венгрии холодным, с обильным снежным покровом. Даже спустя семьдесят три года, сегодня, Илья Татевосович не устает восхищаться выносливостью советских бойцов. Что придавало сил и выносливости красноармейцам? – спросите. – Гнев и ненависть! – тут же ответит ветеран.– Это они делали воинов трехжильными. Фронт не признавал ли-беральную толерантность, которую пытается навязать нам нынче поднявшая голову лицемерная пятая колонна… Пройдены тысячи километров пути с разрушенными городами и сожженными селами. Все, что пришлось увидеть и пережить на этом пути солдату, не позволяло допускать в сердце жалость. Ни к себе, ни тем более к врагу. К концу войны техническая оснащенность армии намного повысилась. Семь «студебеккеров» выделил командир минометчикам. На каждое орудие по автомобилю. Конная тяга уходила в историю. Это уже упрощало процесс передвижения. Значительно облегчило участь старателя «бога войны», но не сделало ее легкой. Трудностей хватало: вес составных частей орудия оставался неизменным – опорная плита (сто семь «каге»!), ствол –
девяносто шесть, двуногий лафет, на котором крепится прицельное устройство – шестьдесят два. Демонтаж, погрузка, разгрузка, монтаж при передислокации – все вручную. При любой погоде. А еще боекомплект: сто сорок зарядов, каждый по пятнадцать этих самых «каге»… И таких передислокаций только за один бой может быть несколько.
– Село Замоль отсюда недалеко, – командир полка подозвал его к карте и показал пункт назначения, – дорога не сложная. Дождись наступления темноты. Помни: передвижение должно быть скрытным, маскировка – основательной. Сделай так, чтобы ни одна разведка не смогла раскрыть наш замысел. Враг не должен догадаться, к кому вы идете на подмогу.
Этот разговор был пятого февраля, а шестого утром прибегает в расположение батареи посыльный командира полка. Запыхался, как загнанный дончак, с пеной у рта, в глазах растерянность, речь прерывистая: « Комбат! Мы пропали. Немец тихой сапой, без артподготовки прет к тебе, на наш левый фланг». – Да пусть прет, – успокаиваю его, – пока с вами сын армянского народа, бояться нечего, – рассказывает Илья Татевосович, – тут же подаю команду командирам орудий: «Каралкин, Болибок, Проценко, Горобец, Кучмеев: приготовиться к бою!.. Ориентир двадцать пятый, цель сто первая. Дальность – три километра» – Враг был уже в пределах досягаемости. Немцы наступали в маск-халатах. Бесспорно, это значительно увеличивало для них шанс внезапности. Безусловно, это так. Однако белая экипировка не сможет полностью скрыть динамику и факт передвижения. Конечно же, опытный фронтовик свободно его улавливает… Тут же взмахом руки подаю новую команду: «Батарея – огонь!»
Ни одного живого фрица не оставил, всех уложил. Только белые их маск-халаты развеваются на ветру среди перепаханного разрывами мин поля. Командир полка ликует… Начальнику штаба: «Пиши представление на него командованию на Героя. Дважды заслужил. Спас мой левый фланг от прорыва, да еще и уничтожил целый батальон фрицев».
А назавтра – новый бой. Тяжелый, продолжительный, кровавый. С самого утра. На этот раз главный удар пришелся на другой участок. Враг бросил на соседей свежие силы. Много наших парней осталось на той земле. В расположение батареи капитана Дзреева попала шальная мина. Настигла-таки и его «костлявая». Осколками срезало половину плеча, оторвало лодыжку. «Командир убит! – кричат бойцы. – Им возражают: «В санбат его, там разберутся!..» – Теряя сознание, услышал крики товарищей».
Потом узнал, были уверены, что погиб, что отвоевался: слишком много потеряно крови. Так он оказался в прифронтовом госпитале…
Тот бой стал для него последним. После него Великая Отечественная война для Ильи Татеосовича Дзреева завершилась. Это произошло седьмого февраля тысяча девятьсот сорок пятого года. За три месяца окончания войны. А так надеялся произвести свой последний залп в момент известия о долгожданной победе. О нашей победе. Она была ведь так близка! Так явственно ощущалась повсюду: парила в воздухе, сияла в улыбках, во взорах фронтовиков, постоянно звучала в их речах, ложилась на листы треугольных писем домой, в тыл, на родину. Душа была готова к празднику, к ликованию. Но впереди еще предстоял последний бой. Он трудный самый… «Должно быть, кто-то сглазил, – размышлял он в бесконечно длинные бессонные ночи в госпиталях: «Везет тебе, сын армянского народа. Три года пропахал – и ни одного существенного ранения. Заговоренный ты, что ли?» – шутили однополчане. Ан нет: дама с косой жнец упрямый, для нее заговоры – пустой звук. Такое на войне сплошь и рядом».
Прифронтовой госпиталь… Академик Коваленко, сам в прошлом начальник подобного медицинского формирования, в своих воспоминаниях называл его конвейером. Конвейером жизни и смерти. Обслуживающий персонал его отдыхал урывками. И, несмотря на бесконечную системную усталость, вклад фронтовых врачей и медсестер в победу трудно переоценить. Опытный хирург одним взглядом легко определял состояние поступившего и делал все, чтобы полумертвый превратился в полуживого. В тех условиях опыт приобретался быстро и горько. Капитану Дзрееву повезло: попал в руки опытного хирурга. Ему быстро сделали перевязку, другие процедуры по предотвращению заражения крови, ввели снотворное. После этого анестезия стала для него формой существования. Сквозь сон он услышал озабоченные разговоры врачей: «Смотрите: состояние быстро ухудшается. Лихорадка, пульс слабый и частый. – Точно, – соглашался второй, – к тому же, в области раны возник отек. При нажатии чувствуется специфический хруст. В тканях наличие пузырьков газа, он выделяется из раны». Даже студент при таких симптомах поставит диагноз: газовая гангрена. Гибель организма наступает быстро и неотвратимо. Если срочно не принять меры.
Его спасли. Ценой неимоверных усилий и напряжения врачей. Ценой его терпения и жутких болей. Зато выжил, зато сохранили конечность. Все это время находился в каком-то другом измерении. Там ему было хорошо и покойно. Теперь он мог не переживать, ни о чем не думать и ни за что не отвечать. В состоянии забытья в его сознание стали наведываться родные, близкие, друзья. Первой пришла мама, она погладила его, как в детстве, по головке и еще раз произнесла: «Гокиз, машту салт ырынд пан ара». (Делай людям добро, родной.) – Да, мама, я всегда стараюсь делать добро. В местах переформирования, в Вышнем Волочке, в Тепляково, что под Горьким, в Нежине – везде, где останавливались, я вместе с моими бойцами прикрепляли к нашей кухне детишек. Нередко и взрослых подкармливали. Больно было смотреть на отощавших, голодных людей. Помогали, чем могли».
Даже Господь Бог стал наведываться. Внешне он был похож на Деда Мороза из школьных картинок. Беседы проходили непринужденно, без особых церемоний. Иногда Он спрашивал: «Ты в Бога веруешь? – Верую! – отвечал фронтовик. – Значит, будешь жить. Верну тебе память, и ты снова пройдешь с ней свою преж-нюю жизнь». И действительно: постепенно в памяти всплывали отрывки прошлого.
Для своих родителей он был необременительным и легким ребенком. Сам находил для себя интересные занятия. Любил что-нибудь мастерить во дворе. У него была зажиточная семья. Старшие много трудились. Этим отличаются все крымские ар-мяне, переселенные на Дон Екатериной Великой. И сегодня залюбуешься аккуратностью и ухоженностью каждого двора хоть в Чалтыре, хоть в любом другом ближайшем армянском поселке. Это традиция, и ей уже ни одна сотня лет.
Трудолюбие помогло в свое время переселенцам из Крыма основательно утвердиться на донской земле. Диаспора росла, разрасталась, создавалась постепенно современная инфраструктура. В 1908 году старший брат его отца построил паровую мельницу. Между Чалтырем и Красным Крымом. Первую в округе. Обслуживали ее всей семьей. А через несколько лет у них уже было три мельницы. Наладили сбыт товара в город, в Нахичевань-на-Дону. К середине тридцатых годов, в расцвет нэпа у них уже было крепкое хозяйство. Пара волов, лошадка, коровка-кормилица, полтора десятка овец, куры. Другая необходимая в хозяйстве живность. Учился Илья хорошо, родителям хлопот не доставлял. В 1928 году в Чалтыре открыли библиотеку. В числе первых Дзреев стал постоянным ее читателем. В числе первых стал посещать открывшуюся спортивную секцию по классической борьбе. Даже стал первым чемпионом района. «Интересное было время, – вспоминает ветеран, – все на подъеме, все на энтузиазме. Мы все жили как будто одной семьей. Доброта, взаимопомощь, патриотизм, самопожертвование – таким был дух нашего поколения. Он не выветрился вплоть до войны. Войны великой, Отечественной. Все эти годы он пережил в своем сознании в мельчайших деталях, находясь под постоянным наркозом.
Возвращаясь в сознание, он часто видел сидящих на его кровати соседей по палате, их тревожные взгляды. А однажды один из них заявил: «Возьми себя в руки! Иначе станешь растением. Откажись от морфина. Хочешь остаться полноценным человеком? Значит, найди в себе силы. Дай себе слово и наберись терпения. Ты же армянин! Ты сможешь…»
С того дня он стал возвращаться в обычную жизнь. Фронтовикам силы воли не занимать. Два года скитался по госпиталям. Последним был госпиталь инвалидов войны в Ростове, размещавшийся в бывшем техникуме пожарников. (Ныне электротехнический техникум.) Получил инвалидность. Окончил торговый техникум. Прожил долгую и интересную жизнь. Насыщенную множеством событий. Всегда придерживался главного правила: делать людям добро. Учил этому своих близких, сослуживцев. А теперь и просто знакомых. «Хочешь прожить долгую жизнь – делай людям добро!» В День Победы, в главный праздник каждого бывшего фронтовика, достает боевые награды и в памяти всплывают события, предшествовавшие получению каждой из них. И уже не сетует на судьбу за то, что его последний залп был произведен шестого февраля, а не пятого мая сорок пятого года.
…Одиннадцатого июня он встретит свой вековой юбилей. Давайте поздравим его и пожелаем еще многих лет счастливой и полноценной жизни. На радость не только своим близким, но и нам, у которых близкие остались навечно там, на полях сражений той незабываемой Великой войны.
Член Союза журналистов СССР,
член Союза писателей России
Федор ГЕРМАН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *