Для большинства граждан постсоветского пространства Мексика это слезливые сериалы, пляжи Канкуна и Акапулько, доколумбовые пирамиды, текила, такосы, кактусы… Пожалуй, все! Ну, можно добавить еще пару имен, хорошо известных нам: Троцкого и Фриду Кало. Мы же заглянем в Мексику с другой стороны, так как пока «богатые тоже плачут», Баку творит «чудеса», а армянам Мексики приходиться бороться с этими чудесами. И, надо сказать, успешно.
Итак, Мексика! Прилетел я в эту страну обессиленный рейсом из Филадельфии и девятичасовой пересадкой в Майами. Я был уставшим настолько, что когда вышел из здания аэропорта Бенито Хуарес, не сразу понял, куда прилетел. Стал искать ближайшую станцию метро, спрашивая у прохожих по-английски местонахождение подземки. Одни смотрели на меня удивленно и не отвечали, другие улыбались и пожимали плечами, отвечая что-то невнятное, другие даже не оборачивались, словно не слышали мой вопрос. Только седьмой прохожий ответил. И ответил по-испански «Oh, lo siento, no hablo Inglés» («О, извините, не говорю по-английски»). И только после этого я понял, что нахожусь в Мексике и переключил свои лингвистические способности на испанский. «Dónde está la estación de metro más cercana?», — повторил я вопрос уже по-испански. Мужчина указал мне кратчайший путь к метро, а спустя десять минут я уже дремал в вагоне. До нужной станции ехать почти полтора часа. Город с населением до двадцати одного с половиной миллиона жителей вместе с агломерацией имеет второй по размерам метрополитен в Северной Америке, уступая нью-йоркскому. В Мехико свыше двухсот станций метро. Это целый подземный город со своей жизнью, о котором я еще скажу. А пока хотелось бы оглянуться назад в историю Мексики. Это важно для последующего моего повествования.
ЗАВОЕВАНИЕ МЕКСИКИ
Древняя Мексика имела монархический образ правления. Верховный вождь, он же верховный жрец, выбирался из одного и того же рода, и его возмездие за престол сопровождалось огромным количеством человеческих жертвоприношений. Могущественный Монтесума II принадлежал к жреческой касте, и при нем особенно окрепла и усилилась власть вождя. Ведя с молодых лет завоевательные войны, он значительно расширил свои владения и поработил соседние племена; эти племена охотно переходили затем на сторону испанцев, полагая, что господство новых завоевателей будет менее тягостным и менее жестоким, чем владычество ацтеков. Покуда не возгордились, некоторое время ацтеки так и вовсе были самым цивилизованным народом из всех племен Нового Света. В Мексике существовало право собственности, процветала торговля, развивались ремесла, было установлено денежное обращение. В «Истории великих путешествий» Жюля Верна автор в несвойственной прозаической манере говорит о монтесумовской Мексике следующее: «Хорошо налаженная административная система и целая сеть курьерских постов, вполне отвечающих своему назначению, позволяли быстро передавать любые распоряжения из одного конца империи в другой. Красивые города, величественные дворцы, многочисленные храмы, мосты, акведуки, хорошие дороги — все это свидетельствовало о сравнительно высокой культуре ацтеков, вступавшей, однако, в резкое противоречие с их жестокими религиозными обрядами». Однако, несмотря на могущество империи Монтесумы II, гордыня, чувство превосходства над другими племенами, приправленное солидной порцией корыстолюбия, стали зародышами разложения и упадка государства. К тому же благами империи пользовались только приближенные к жрецам, большей же части ацтеков доставались лишь объедки имперского пирога. Это и только это послужило причиной того, что небольшая горстка авантюристов из Европы во главе с Эрнаном Кортесом сумела завоевать страну.
Испанцы вели разорительные вой-ны, привлекали на свою сторону обиженных на вождя ацтеков и порабощенных им же представителей других племен, из которых складывалась антимонтесумовская коалиция. Монтесума II начал понимать происходящее и хотел было остановить войну подкупом, отправляя подарки Кортесу в виде золотых украшений. Но все это только усилило желание испанцев завладеть Мексикой. А вскоре завоеватели так и вовсе уже были размещены во дворце одного из прежних правителей Ашаякатля, после чего последовало падение Теночтитлана (совр. Мехико; прим. авт) и гибель Монтесумы II. Великая империя ацтеков пала, а на ее месте образовалась испанская губерния: в 1522 году король Испании Карл V подписал указ «о назначении Эрнана Кортеса губернатором и верховным судебным исполнителем по гражданским и уголовным делам на всей территории и во всех провинциях Новой Испании — Мексики».
Благодаря Кортесу Испания обрела новую территорию, а Европа получила ваниль и шоколад, доселе неизвестные Старому Свету. Зато при Монтесуме II ванильные стручки, по-ацтекски «тлильшочитль», использовались в качестве денег, ацтеки собирали ими даже налоги. Шоколад же, «щоколатль» по-ацтекски, был излюбленным напитком. Его варили из какао-бобов, добавляли горький перец и потребляли холодным, утоляя жажду.
КУЛЬТ СМЕРТИ
Утро выдалось холодным — всего 10 градусов в плюсе по Цельсию. Это нормальная температура для мехиканского января. Свой первый день я начал со знакомства с Мехико и заранее проложил свой маршрут. Но сначала было сел позавтракать в кафе отеля — яичница, бутерброды, сыр, овощи, фрукты… Ничего необычного. Все как в Европе. Даже кофе тут пьют по-европейски: горячим и с сахаром, а не холодным и с перцем, как предки. Уже давно «горькие» ацтеки превратились в слащавых европейцев, переняли не только язык испанский, но и привычки.
Итак, набив желудок чем ацтекский бог послал, я вышел из своего отеля и тут же оказался в самом что ни есть историческом центре мексиканской столицы. Вечером ранее из-за усталости я и не обратил внимания, что буду жить у самой площади Сокало. Отель я бронировал не столько ради истории, сколько из-за шаговой доступности метро и безопасности. Мехико город криминальный. Поэтому состояние защищенности крайне важно для гостей столицы. А тут еще такой сюрприз, Сокало, который буквально кишит приезжими, и не меньше, чем Теотиуакан с его пирамидами. А все потому, что археологи раскопали здесь руины древнего Теночтитлана. К тому же Сокало — одна из самых больших площадей в мире — служила ацтекам в качестве рынка, места казни и арены боя быков. Что изменилось? Ну, скажем, на смену ацтекскому рынку подоспел рынок сувенирной продукции. Вместо боя быков — бой политической оппозиции со сторонниками действующей власти, и так каждый воскресный день. А вот о прежних казнях напоминают всяческие фрики и «мексиканские ведьмы», украшающие свои наряды поделками в виде человеческих черепов. В Мексике вообще широко распространен культ смерти. Изображений черепов и человеческих останков в стране столько, сколько туфа в Ереване. И я не случайно провел такую параллель. Ведь армяне используют туф и в быту, и в религии. Так и мексиканцы поступают с изображениями черепов. Вот пример: когда я узнал о том, что в Мехико имеется церковь, где поклоняются смерти, меня взяло любопытство. Я решил отправиться туда. Церковь находится в бедняцком районе Типито. Местечко, надо сказать, архаичное. Всюду торгуют уличной едой, хорошо пахнущей и дурно выглядящей. Это и гуакамоле с кузнечиками, которых обжаривают, смешивают с авокадо и намазывают на кукурузную лепешку, и чичарроны, обжаренные до хруста свиные шкурки, и саль де гусанито — cоль из гусенец, живущих и умирающих в агаве… Вся эта экзотическая для наших широт снедь меня не интересовала. Для перекуса я купил привычный мне тако из маисовой лепешки с куриной начинкой и бобами и черную сапоту в качестве десерта. Сожалею, что она не растет у нас. Черная сапота это фрукт со вкусом шоколада и настоящая находка для сладкоежек, вынужденных отказаться от конфет. Этот фрукт не только успешно заменяет шоколад, но и полезен. В нем мало калорий, много кальция, фтора, а витамина С в четыре раза больше, чем в апельсине. Впрочем, что-то я отвлекся от Святой Смерти…
Сразу за рынком начинается она самая — настоящая Мексика. Та, что нам показывается обычно в блокбастерах о латиноамериканских кварталах и гангстерах. Узкие улочки, вдоль которых выстроились одноэтажные домики, словно оловянные солдатики, ржавые американские пикап-траки семидесятых годов прошлого века, груженые непонятно чем и накрытые брезентом. Проходя по улицам, часто замечаешь на себе взгляды местных жителей. Наверняка понимали, что я не из их квартала, но в то же время без инцидентов.
— Извините, сеньор, не подскажете…?
— Прямо и увидите, — ответил мужчина средних лет, не дав мне договорить.
— Что увижу? Как вы поняли, что я хочу у вас спросить?
— Ну не за марихуаной же приехал с рюкзаком. Верно? Значит, на Церковь Святой Смерти поглазеть.
— Угадали, — ответил я, понимая, что чужаки в Типито забредают либо за марихуаной, либо…
Местонахождение церкви я нашел по столпотворению. Если бы не оно, то прошел бы мимо. Да и внешне храм, — если его можно так назвать. — ничем не отличался от десятков жилых «домов-солдатиков». Разве что пестрее от обилия красок, беспорядочно нанесенных на фасад здания. Внутри него не протолкнуться. Помещение маленькое, а паства большая. Вот она и молится у выносного алтаря. На нем гирлянды, свечи, утварь церковная, статуэтки, иконы, словом, все то, что и в любых других церквях, но стоит приглядеться — охватывает ужас. Образы Девы Марии, Иисуса Христа, ангелов и прочих святых отдают мертвечиной: у украшенной шелками статуи Девы Марии головной прикид, под ним череп вместо лика. И младенец на руках в виде крохотного скелета. Кресты перевернуты вверх тормашками, а между крестами черный кот нализывает свое причинное место. Участок, где собралась толпа, утопает в цветах. Как оказалось, каждый должен принести букет и положить у подножия Святой Смерти, то есть церкви. Я об этом не знал, пришел без цветов. Да и рано мне дарить цветы смерти! Что касается верующих в «святую смерть», то, вглядываясь в их лица, в их искренность, больше начинаешь верить тому, что человеческий мозг и психика — потемки. Тысячи ученых пытаются понять принцип работы мозга, проводя различные исследования и эксперименты, но до сих пор им многое неизвестно.
Единственное, в чем можно не сомневаться, это то, что человеческий мозг обязательно во что-то верит. Даже мозг атеиста и нигилиста. А если вера становится скучной, то ее разбавляют чужой верой, чтобы украсить свою. Так случилось и с культом смерти у мексиканцев. Они празднуют День мертвых, выставляют святых в образе разложившихся покойников и при этом остаются ревностными католиками. А все потому, что их предки, ацтеки и майя, веровали в божества смерти, и чтобы проще было понять навязанный им испанцами католицизм, индейцы синкретизировали веру предков и веру завоевателей.
«Странные эти мексиканцы со своим культом смерти!», — подумал я, войдя в вагон метро. — «Нет бы придумали культ жизни. По-моему, такая религия пошла бы только на пользу и, возможно, с такой религией сам человек был бы терпимее к ближнему, к окружающей среде, стремился бы к добру. И кто сказал, что нужно быть богобоязненным? Почему не боголюбивым?». В моей голове витали десятки «почему», и я чуть было не начал философствовать, стоя в набитом вагоне мехиканского метро, когда услышал у себя за ухом громкий женский голос с тем же «почему». Женщина пыталась быть громче рева поезда и стука колес. «Почему ты меня лапаешь?», «Слышишь, ты, мужик, я спрашиваю: почему ты меня лапаешь?», «Ты что, глухой? Почему лапаешь, говорю?». Она так орала, что у меня защекотало в ухе. Никто в вагоне не обращал внимания на женщину. Мне показалось странным, что никто за нее не заступается. Из-за огромного количества пассажиров мне с трудом удалось повернуться, чтобы посмотреть, на кого она кричит. И тут я увидел ее взгляд не себе. Женщина округлила глаза и сказала:
— Да, да. Я тебе. Почему ты трогал мои ягодицы?
— Ааа.. эээ, — только успел я прохмыкать, сгорая от стыда. — Я не делал этого.
Женщина пуще стала кричать. Казалось, что весь вагон таращится на меня, принимая за сексуального маньяка. Хотелось выбежать из вагона на ближайшей станции. Возможно, я бы так и сделал, если бы не те же пассажиры.
— Да успокойся ты уже наконец! — крикнул ей мужчина, сидящий напротив. — Люди уставшие после трудового дня едут домой. А ты разоралась… Голова раскалывается!
— Сеньора, ну правда, угомонитесь. Надоели! — вторил другой пассажир.
Но сеньора не собиралась сдаваться. Она стала оскорблять мужчин, сделавших ей замечания, всей нецензурной лексикой испанского языка.
На этот раз молодая девушка, доселе не обращавшая на нас внимания, повернулась лицом к «жертве» и пригрозила:
— Если ты сейчас не заткнешься, сучка, моя тяжелая сумка окажется у тебя на голове.
У ног девушки действительно лежала набитая спортивная сумка.
В это время показалась очередная станция. Когда открылись двери, женщина схватила меня за руку и стала силой выводить из вагона: «Пойдем в полицию!», — кричала она.
К этому времени я успел осмелеть от такой группы поддержки. Я подался вперед, давая понять, что выхожу с ней. Но как только она оказалась за дверью, я вытолкнул ее на перрон, крикнув в спину «Deja de joder!» (аналог матерного русского «Отъ…сь»). После чего дверь закрылась, и я поехал дальше.
Вообще, надо заметить, метро в Мехико — это отдельная тема, заслуживающая особого внимания. Как мне сказали позже, я столкнулся с обычной аферисткой, коих сотни в подземке. По этой причине на нас никто не обращал внимания, покуда «моя жертва» не стала переигрывать с ором, чем навлекла на себя внимание негодующих пассажиров, хорошо знавших схему мошенничества. Такие женщины выискивают в транспорте, на их взгляд, лохов, чаще всего иностранцев, и обвиняют их в домогательствах. Идея в том, что человек побоится столкнуться с полицией с таким обвинением, на месте решит вопрос с помощью денег. Часто бывает так, что и сами полицейские являются подельниками мошенниц. Законы в Мексике писаны так, что в конфликте полов в выигрыше чаще остается женщина. Как и в мусульманских странах, в Мехико даже есть отдельные вагоны для дам, куда не допускаются мужчины. За поездку в дамском вагоне мужчин штрафуют на крупную сумму. И, тем не менее, метро в Мехико прекрасно! Станции, может, и выглядят хуже московских, зато со смыслом. Например, условно говоря, на станции «Спортивная» собраны амуниции мексиканских спортсменов, с какими в разные годы они становились чемпионами мира — это и трусы, и мячи, и футболки и т.д. и т.п. На станции «Ботаническая» можно увидеть сотни растений, больших и малых, на станции «Археологическая» — различная посуда, найденная в подземельях Мехико, орудия труда и даже человеческие останки. Иначе говоря, бюджетному путешественнику можно не тратиться на музеи, а всего-то купить абонемент трехдневный и кататься по станциям, просматривать экспозиции. Названия станций сами подскажут тематику платформы. Они легко запоминаются, незамысловатые и рассчитаны даже на неграмотных. Названия каждой станции дублируются рисунком. Например, рядом с названием станции «Obrera» («Рабочая») изображение женщины у станка, станция «Observatorio» проиллюстрирована телескопом, соответственно, надпись на станции «Moctezuma» дублирована портретом Моктесумы и т.д. Это и понятно! Ведь, несмотря на то, что образование в Мексике бесплатное, многие люди не умеют читать. В стране высокий уровень неграмотности.
ПО КОМ ЗВОНИЛ КОЛОКОЛ
Разумеется, находясь в Мексике, я не мог не проехаться по ее достопримечательностям в столице и сопредельных ей территориях. Побывал и у пирамид Теотиуакана, на одну из которой, Пирамиду Луны, даже взобрался по высоким ступенькам. Здесь же, в ближайших теотиуаканских деревнях, отведал у местных индейцев текилы и алоэ-вера. Учитывая, что я безразличен к алкоголю, алоэ-вера мне больше пришлась по душе. К тому же это самый что ни есть природный напиток. Острым ножом или небольшим топориком прорубается нижний ствол алоэ. Образуется небольшой колодец, куда просачивается сок из корневищ. Из этого колодца и черпается великолепный, утоляющий жажду напиток, оставляющий легкое подслащенное послевкусие. Индейцы с удовольствием угощают иностранцев этим напитком. Иностранцам же нужно довериться только индейцам, так как только они знают, какое алоэ-вера готово к выделению сладостного сока, а какое будет горчить. «Чем старше алоэ, тем слаще сок», — говорят индейцы. Впрочем, почему только индейцы? Самая ранняя известная запись, зафиксировавшая армянина, прибывшего в Мексику, относится к 1632 году. Это был купец из Европы Франческо Мартин и, судя по имени, венецианец, так как в первой половине XVII века армянские купцы стали активно торговать по всей Европе, и не исключено, что добрались до Нового Света вместе с испанскими каравеллами. Так вот, известно, что армянин-венецианец обосновался на юге современной Мексики, где выращивал в том числе алоэ-веру. Правда, до нас не дошли сведения, для каких потребительских целей венецианец занимался этим растением — кулинарных или фармацевтических. Не берусь утверждать, но вполне возможно, плантации Франческо Мартина находились близ нынешнего города Вильяэрмоса в штате Табаско на юге страны, так как один из старейших районов в этих местах имеет странное название Gaviotas Sur Armenia, что в дословном переводе «Чайки Южной Армении». Неизвестно, почему чайки и почему «южной»? Значит, где-то должна быть «северная»? Оставлю эту головоломку другому исследователю «армянских следов», чтобы было чем заняться в Мексике.
Следующая запись, упоминающая моего соотечественника, привязана уже к 1723 году, когда Петрос Сараджян, именуемый на испанский манер доном Педро де Сарате, прибыл в Мексику на испанском галеоне из Китая в Акапулько. До нас не дошли причины визита де Сарате в Мексику, но несложно догадаться, что и он был купцом. Аккурат в эту эпоху армянские предприниматели добирались до Китая и Филиппинского архипелага. Вполне логично, что армяне, торговавшие на Дальнем Востоке и Юго-Восточной Азии, могли себе позволить освоение новых горизонтов с целью торговли.
Следующее упоминание армян в мексиканских летописях появляется в 1897 году, когда президент страны Порфирио Диас планировал проект по созданию сельскохозяйственного сообщества с армянскими поселенцами в Сото-ла-Марина, Тамаулипас (северная Мексика). Однако проект осуществлен не был, и что стало с этими армянскими поселенцами неизвестного происхождения, остается вопросом, открытым для арменоведов. Очередной приток армян в Мексику, на этот раз массовый, пришелся на начало двадцатых годов прошлого века из-за геноцидальной политики Турции в отношении армянского населения в 1915 году. Эти трагические события совпали с новой эмиграционной политикой Мексики для иностранцев в 1921 году. За это время около 300 армян эмигрировали в Мексику, которая так и не стала для большинства беженцев конечным пунктом. В 30-е годы многие из них перебрались в США, в так называемую «американскую Калифорнию». Некоторые остались в Мексике, образовав в ее столице национальное гетто в районе La Merced.
Оттого этот район Мехико считается ремесленным. Здесь жили армяне-сапожники, ювелиры, цирюльники, коробейники, портные. К сожалению, никого из них в La Merced я не застал. Вернее, ремесла эти так и остались, но занимаются ими обычные мексиканцы, не имеющие армянских корней. Армяне же расселились по всему Мехико и изменили род деятельности. Потомки вчерашних ювелиров и цирюльников получили отличное образование и стали педагогами, врачами, политиками, артистами. Например, актриса первой половины ХХ века Софья Тер-Оганян, прославившаяся под псевдонимом «Армен Оганян», или генерал Хакобо Арутян, или ученый-астроном Мари Парис Пишмиш (Мари Сукиасян), или, к примеру, современные мексиканские кинематографисты, хорошо знакомые любителям мыльных опер Роза Глория Чагоян, Сюзанна Меликян, Маурисио Очманн… В науке отличилась семья Сарухан: посол Мексики в США Артуро Сарухан и его отец, ученый-биолог, бывший ректор Национального автономного университета Мехико Хосе Сарухан Кермез.
В отличии от армянских диаспор других латиноамериканских стран современные армяне Мексики не такие компактные. У них нет национальных автономий в виде культурного центра, периодических изданий, церкви… Нет ничего из того, что бы их сплачивало, где бы они могли собираться вместе, а молодежь дружить. Как-то не задалось! Долгое время они даже не были знакомы друг с другом. Их позже познакомил истукан отца азербайджанского диктатора Ильхама Алиева Гейдар Алиев и «церковный недострой». После чего армяне стали «выходить из подполья», действуя исподтишка. А именно: как и некоторые страны, Мексика оказалась в поле зрения азербайджанской икорной дипломатии. Выбор на эту латиноамериканскую страну пал не случайно. Во-первых, Мексика — одна из крупнейших стран мира с населением почти 122 млн. человек. Во-вторых, в отличие от других крупных стран западного полушария, в Мексике отсутствует армянское лобби, как, скажем, в Бразилии или Аргентине, Чили или Канаде, или тех же США. В отличие от Азербайджана, Армения представлена в Мексике лишь почетным консулом, что тоже, как казалось Азербайджану, сыграет им на руку и никакие армяне им не помешают заниматься подкупом. Для Азербайджана, чья основа государственности состоит из прославления диктатора и оголтелой армянофобии, это важно. В эти две неразделимые составляющие официальный Баку готов вкладывать огромные средства. Правда, не всегда удачно. Официальный Баку ничего не знал о скрытых армянах-гражданах Мексики, с коими пришлось столкнуться. Да что там Баку! Ереван не знал об этих самых армянах. И долго бы не знал, если бы не подвернувшийся случай.
В нескольких метрах от азербайджанского посольства в Мехико, на площади Tlax-coaque, стояла небольшая католическая церквушка, стены которой осыпались на глазах. Десятки лет церквушка нуждалась в ремонте. Причем капитальном. Отлично владея идеями подкупа, на католическую церквушку обратил внимание азербайджанский посол. Он обратился к настоятелю храма и мэру города с желанием отремонтировать храм и облагородить площадь.
— Господин посол сказал, что все финансовые расходы покроет министерство иностранных дел его страны, — вспоминал патер церкви Луис Молина во время моей встречи с ним. — Почему бы нет? Я не знаю, на каких условиях они договаривались с мэром Эбрардом Марсело, но я человек маленький. Не политик. Получилось то, что получилось. Видимо, не судьба!
А получилось вот что: азербайджанское посольство обязалось вложиться и в храм, и в площадь взамен на то, что муниципалитет Мехико признает «геноцид в Ходжалы», а на Tlaxcoaque будет монумент в его честь. Возможно, тогдашний мэр не вдавался в подробности истории страны, находящей за двенадцать тысяч километров от Мексики, возможно, знал, на что идет, и согласился на подкуп. Это уже не важно. Мэр согласился, а Азербайджан начал вкладываться. По всей площади Tlaxcoaque вымощена плитка, расставлены роскошные лавочки, насажены свежие кусты, а посреди всего этого великолепия монумент, посвященный «геноциду азербайджанцев в Ходжалы».
На нем изображена азербайджанка, вознесшая руки к куполу с крестом на католическом храме. Чтобы выглядело сие творение презентабельно, азербайджанское посольство снабдило купола колоколами. Открытие площади состоялось в 2012 году. Вряд ли кто-то из собравшихся задался вопросами «Почему мусульманка вознесла руки к кресту с колоколами?» и «Почему для признания этого геноцида азербайджанцам нужно было потратиться?». Правда, до ремонта церкви дело так и не дошло. Верующим пришлось ограничиться колоколами, которые зазвенели не в пользу Азербайджану. Вмешалась внезапно появившаяся из ниоткуда армянская община Мексики, которая доселе отличалась безмолвием, а вслед за нею и парламент, и вся интеллигенция мексиканской столицы. Над мемориалом высотой 3,60 м. нависла угроза сноса. После долгих дебатов монумент решили оставить, но изменить текст на мемориальной доске, на которой не должны упоминаться «армяне» или «Армения» и вообще все антиармянские надписи. Хотя были и другие предложения — убрать с мемориальной доски также и термин «геноцид». Например, директор мексиканского «Музея памяти и толерантности» Якобо Даян отметил тогда, что использование термина «геноцид» при описании событий в Ходжалы неприемлемо. Эту точку зрения поддержал и известный мексиканский историк Жан Мейер, заявивший, что рядом с памятником жертвам Ходжалы должен быть и памятник убитым в Азербайджане армянам. В конце концов, стороны выбрали «золотую середину» — учли азербайджанские «инвестиции», оставили термин «геноцид», но в лице мусульманки, вознесшей руки к католическим крестам, посвятили монумент всем геноцидам человечества. Но, учитывая, что термин «геноцид» был введен в мировое право польским юристом Рафаэлем Лемкиным, по его словам, «под впечатлением массовых убийств армян», то оплаченный и установленный Азербайджаном монумент касается, в первую очередь, геноцида армян. Как бы там ни было, католический храм так и остался обшарпанным, осыпающимся ветхой известью. Ручки азербайджанских дипломатов так и не дошли до них. Как я понимаю, нет «признания Ходжалы» — не будет и ремонта!
Думаете, на этом закончилась икорная дипломатия Баку в Мексике? Ой ли? В 2013 году Азербайджан перенес в Мексике второй удар. На этот раз куда более серьезный, чем монумент. Местные армяне призвали жителей Мехико сплотиться и вышли с протестами к бульвару Paseo de la Reforma. Неделями ранее здесь был открыт памятник отцу азербайджанского диктатора, экс-президенту Азербайджана Гейдару Алиеву, который не имел никаких заслуг перед Мексикой и вообще не бывал в этой стране. На своем каменном изваянии лидер азербайджанской нации сидел в кресле с взглядом, устремленным на холм Chapultepek, на котором в сентябре 1847 года произошло крупное сражение между американскими и мексиканскими войсками, где ни сам Гейдар Алиев не мог участвовать, ни его предки. За спиной памятника автор изобразил мраморную карту Азербайджанской Республики. В отличие от «ходжалинского монумента», памятник Алиеву решили открыть тихо, без привлечения внимания общественных масс. Из медиа были только журналисты из Азербайджана, которые должны были рассказать согражданам своей страны «о великом Гейдаре Алиеве», которому даже, — тут ключевое слово «даже», — в Мексике открывают памятник. Но истукан просидел недолго. Жители Мехико потребовали сноса памятника, о чем азербайджанские журналисты уже промолчали. В день моего приезда каменного Гейдара не было. Его перевезли на территорию азербайджанского посольства. А на Paseo de la Reforma осталась только карта Азербайджана, перед которой образовалась дыра в полу, напоминающая о некогда сидящем на этом месте Гейдаре Алиеве.
Кстати говоря, власти Мехико провели тщательное расследование и возбудили уголовное дело на всех, кто был замешан в незаконной установке памятника. Прежний мэр, который к этому времени обзавелся семьей и покинул пост градоначальника, вовсе заметил, что не знал о существовании памятника Алиеву. Зато «полетели головы» с его бывших заместителей и ряда парламентариев, решивших поправить свое благосостояние, принимая дары от людей из Старого Света. Помните, как была завоевана европейцами Мексика? Так вот история едва не повторилась дважды: только первый раз она закончилась в виде трагедии, второй — в виде фарса. А для Азербайджана и ее дипломатии мексиканская история с памятниками стала epic fail (критически провальной; прим. авт).
ЭПИЛОГ
В целом Мексика оставила у меня двойственные впечатления. С одной стороны, меня увлекло наследие этого древнего государства, куда хочется еще вернуться и обследовать каждый ее закоулок. И я доволен, что свое знакомство с Мексикой я начал с ее столицы и индейских деревень, а не с пляжей Акапулько или Канкуна, куда обычно ездят туристы. С другой стороны, я заметил в мексиканцах отталкивающую странность, которую я не замечал за другими представителями латиноамериканских государств. Например, знали ли вы о том, что вам никогда не получить визу в Мексику, если ваш однофамилец совершил какие-либо противоправные действия на территории этой страны? Причем, не важно, в какой период истории Мексики. Я очень волновался перед подачей документов на мексиканскую визу. Мало ли какой Арутюнов мог чего-то натворить в Мексике. Особенно в начале ХХ века, когда в страну прибыли три сотни армян. Успокаивало только окончание моей фамилии. Если и был однофамилец незаконопослушный, то уж наверняка «Арутюнян». К счастью, пронесло. Визу получил. Но тогда я не знал, что получить визу это еще полдела. Надо еще умудриться выбраться из Мексики, и не куда-нибудь, а в Соединенные Штаты. Откуда, собственно говоря, я и прилетел. И вот тут начались новые приключения: вылетал я ночью. Прошел паспортный контроль и сел у своего гейта рейсом на Лос-Анджелес. Слышу, диктор перечисляет ряд латиноамериканских фамилий, одна из которых шибко похожа на мою. Что-то вроде «Арутано» с ударение на второй слог. И так несколько раз. Я стал сомневаться, что среди испанских или, если угодно, испаноязычных фамилий имеется «Арутано» или что-то похожее. Внутренний голос мне подсказывал, что диктор пытается произнести мою фамилию. На всякий случай я решил подойти к ближайшему справочному бюро и поинтересоваться. Интуиция меня не подвела. Сеньора попросила у меня паспорт, полистала, потом протянула мне его назад, спросила:
— Видите красную наклейку в вашем паспорте?
— Что? Какая наклейка? Где?
— Вот же она, — сеньора указала на красную метку в моем паспорте со знаками SSSS и головой Кетцалькоатля — ацтекского божества-змея точь
в точь как на ливрее самолета авиакомпании Aeromexico, на котором мне предстоит лететь.
— Что это и как это оказалось в моем паспорте?
— Ее вам наклеили на стойке регистрации. Вы просто не заметили.
— И что это значит?
— Это значит, что необходимо еще раз проверить, нет ли с собой запрещенных предметов. Сейчас за вами придут работники таможни. Вам нужно будет пройти с ними для досмотра багажа.
«Час от часу не легче», — подумал я, но ничего не оставалось делать, как подчиниться. Надо так надо! Тем более, в своем рюкзаке и карманах я был уверен. Через считанные минуты ко мне действительно подошли люди в форме. Только, как мне показалось, это были полицейские. Они отвели меня в небольшую комнатенку, где сидело пять человек в трусах, а в их тряпках чего-то пытались найти другие люди в форме.
— Вам тоже нужно раздеться до трусов и сложить вещи на стол вместе с содержимым рюкзака, — обратился ко мне один из сотрудников таможни.
Я молча сделал все, что от меня требуется, и стал наблюдать за тем, как небрежно выворачивают мои вещи, комкают и сваливают все это в одну кучу. Особо заинтересовались зубной пастой. Они открыли тюбик, понюхали, что-то шепнули друг другу, даже кончиком языка попробовали.
— Что это?
Этот вопрос меня здорово удивил. «Неужели они никогда не сталкивались с зубной пастой в тюбике?», — подумал я.
— Как что? Паста зубная.
— Это запрещено, — сказал таможенник в приказном тоне.
— Как это? — пытался я оспорить запрет на пасту. — Я весь мир облетел с зубными пастами. Прилетел в Мексику с зубной пастой. Причем с этой же. А вы говорите — запрещено.
— Запрещено вывозить.
— Ну, раз она вам так понравилась, можете оставить ее себе, — пошутил я, а сам подумал: «Зачем? Кто знает, что у них в голове? Может, они шуток не понимают и в отместку подкинут мне какой-нибудь наркотик, и проведу я остаток жизни в мексиканской тюрьме. Ох уж этот змей Кетцалькоатль! Как он оказался в моем паспорте?».
— Все. Одевайтесь. Вы свободны! — обратился ко мне таможенник.
Собирая свои разбросанные по столу вещи, я все же решил поинтересоваться:
— А что же все-таки произошло? Неужели все это ради зубной пасты?
— Конечно, нет! — ответил таможенник. — Мы тщательно досматриваем всех вылетающих в Соединенные Штаты.
— Всех? — удивился я, посмотрев на остальных пятерых задержанных, все еще сидящих в трусах. — Разве только мы шестеро летим в США этим рейсом?
— Нет. Полный самолет. Но только вы, шестеро мужчин, и еще несколько женщин попали к нам для досмотра. Вы свободны! — повторил таможенник.
Я вышел из комнатенки и направился в сторону гейта, где пассажиры уже проходили на борт. Я последовал за ними и сел на свое место у иллюминатора. Вылет немного задерживался даже после того, как все пассажиры расселись. Среди них были и те мужчины, что сидели со мной в трусах у таможенников. Вдруг за иллюминатором я увидел кар с огромным прожектором. Он освещал багажные отсеки, двигатели, воздухозаборники…
— Как считаете, зачем они это делают? — спросил я у сидящего рядом мужчины, будучи уверенным, что он знает ответ.
Не долго думая, мужчина ответил, чем удивил меня:
— Пытаются найти кого-нибудь, кто нелегально пересечет границу и окажется в Соединенных Штатах.
— Как? В двигателях?
— И такое часто бывает. Не все люди знают, как устроен самолет, где у него двигатель, где шасси. Прячутся, где придется. И погибают.
«Ох и странные же эти мексиканцы!», — подумал я, когда наш самолет набирал высоту. — «Немудрено, что в этой чудной стране и богатые тоже плачут».
Вадим АРУТЮНОВ,
Мексика