В конце двадцатых годов мой дед Сетрак работал завскладом конторы «Заготзерно», жил неплохо и имел определенный успех у друзей, которые уважали его за бескорыстие и широкую натуру. По крайней мере, так мне рассказывала бабушка. Но даже после трагической гибели дедушки в сороковых годах о нем вспоминали как об очень добром и щедром человеке. Помню, как во время методической проверки одной из городских школ директор, человек уже пожилой, к тому же автор нескольких книг, хорошо знавший моих родителей, вдруг неожиданно прямо за столом рассказал мне интересную историю:
– Ты знаешь, что меня сделал человеком твой дед по материнской линии? Мы жили рядом, а когда во время войны я, двенадцатилетний беспомощный мальчик, в одночасье лишился родителей, он часто навещал меня, давал советы, устроил на работу к себе в качестве помощника, засовывал незаметно в карманы деньги, звал в гости к себе. А однажды, когда я долго застоялся над полками его книг, он спросил меня: «Сынок, скажи, что любишь читать из армянских писателей?» Я добросердечно признался, что люблю Туманяна и исторические романы Раффи. Он тут же оборачивается к твоей бабушке и говорит: «Эрикназ, заверни в пакет собрания сочинений Раффи и Туманяна и отдай Петросу. Это наш подарок ему, ибо нельзя не уважать человека, который любит читать». В те времена это был очень щедрый дар, потому что начиная с середины тридцатых годов запрещали издавать Раффи, хотя в его романах не было даже намеков на национализм.
Сказав это, директор предложил тост за моего деда, затем поцеловал меня и заплакал, вспоминая страшную его смерть.
Шел 1928 год. К тому времени дед уже имел троих детей – мальчика и двух девочек. Ожидали рождения четвертого ребенка, и Сетрак был уверен, что родится сын, которому он почему-то страстно желал дать шотландское имя Дуглас, так как ему очень понравился сэр Джеймс Дуглас, который помогал Роберту Брюсу в его борьбе против английского засилья. Сэра Дугласа убили в Гренаде, куда он повез хоронить сердце своего друга Брюса. Эту книгу на армянском языке мне показала бабушка и сказала, что дед ее перечитал десятки раз.
Сидит Сетрак на берегу Арпачая, через который проезжал и Пушкин, пирует со своими закадычными друзьями и рассказывает о своем заветном желании назвать сына Дугласом. Но примерно через полчаса к ним подкатывает фаэтон, запряженный пегими красавцами, и фаэтонщик Алексан, остановив коней у берега реки, вытаскивает хурджин с вином и радостно кричит:
– Сетрак, у меня два известия для тебя: одно хорошее, а другое – очень грустное, но выносимое, хотя чтобы вынести такое горе, я взял с собой хурджин хорошего кахетинского вина, – и Алексан с хитрецой смотрит на своих пирующих друзей и молчит… Потом нарочито медленно, закрывая широкой ладонью лицо, сообщает:
– Первое, хорошее известие – у тебя родился ребенок. Второе, грустное – девочка. Я не знаю, как ты будешь ее называть мужским именем? – и хохоча, положив на плечо огромный хурджин, спускается с фаэтона и присоединяется к пирующим.
Все молчат, ждут что скажет отец ребенка. Но Сетрак остается непреклонным, поднимает тост за новорожденную дочь и с уверенностью говорит:
– Пусть она, моя девочка, будет такой же мужественной, как сэр Дуглас. И пусть носит имя этого героя, как я и решил.
Но друзья на то и друзья, чтоб поддержать друга в «трудную минуту». И они, налив в огромные рога кахетинское вино, а это больше литра, громогласно объявляют, что обещают первых же родившихся детей по примеру друга назвать Дугласом, независимо от пола ребенка.
У мамы было много друзей и подруг в детстве. Но четырех мальчиков и трех девочек звали Дугласами.
Материал подготовил
Ара ГЕВОРКЯН