История одной семьи, пережившей геноцид

Я удивилась. Нет-нет, испугалась. На мгновение сердце мое вздрогнуло. Что так сильно взволновало дедушку и о чем он говорил? Вспомнила! Его в мою комнату привел ответ на тот вопрос, который я задала еще утром. Я просила рассказать об апрельских событиях 1915 года, очевидцем которых он стал. Но каждый раз дедушка молчал и горько вздыхал, а я не упускала удобного случая, задавала и задавала вопросы, с надеждой хоть когда-нибудь получить ответ. Не знаю, было это детское любопытство или зов предков, их молчаливый крик. Хотелось знать, что он видел, чувствовал, испытал. Что ему мешает говорить об этом? Может, это любовь к своему народу заставляла его молчать, не говорить и заново не переживать трагедию тех дней? Может, слезы душили его, не давая произнести хоть слово? Но было очевидно: сегодня он пришел говорить, рассказать, может быть, немного облегчить свои страдания.
Дедушка прикрыл дверь, присел на стул рядом со мной и, еле сдерживая слезы, начал свой рассказ.
– Армянский народ – самый обездоленный в мире! Его участь была особенно тяжела под игом османских захватчиков, жестоких варваров. Раздробленность Армении сыграла свою злую роль в судьбе армянского народа. Когда-то целостные и счастливые семьи были разбросаны по всему миру. Много великих людей погибло в эти дни!
Его голос задрожал, произнося последние слова. Казалось, дух мести из глубины веков искрится в уголках его глаз. Он замолчал на мгновение, а я, затаив дыхание, жадно вслушивалась в каждое слово, каждый звук. Да-да, даже звуки выражали скорбь, слезы, безысходность и бесконечную боль!
– Тогда мне было шесть лет. Помню, наша семья, как и многие другие семьи, спешила спастись от этого зла, бедствия, несчастья. Мне очень тяжело вспоминать об этом, – продолжал дедушка, уставя взгляд в пол. – Знаешь, детка, никогда еще я так никого не ненавидел, чтобы желать его смерти. Всей душой и помыслами ненавижу турок-варваров, таю надежду, нет, я точно знаю, придет то время и наступит тот час, когда турки будут держать ответ за все свои злодеяния и преступления. Деточка, невозможно привыкнуть к этой боли, забыть. Сколько бы ни говорил и ни думал об этом, все равно чувствую ту же нестерпимую боль.
– Дедушка, а с вами, с вами что случилось?

– Эй, милая моя, как был бы рад мой отец Хачатур, если бы смог видеть тебя и твою любовь к своему народу. Внученька, мой отец, твой прадед Хачатур был из хорошо известного и уважаемого рода Гино в городе Гюмри. Человек чести, с большим юмором и храбрым сердцем. Достаточно умный. Хачатур Оганесович Погосян родился в 1870 году в Александрополе, в семье купца первой гильдии. Он был младшим ребенком в семье. Еще отроком был определен в военную школу, а впоследствии стал офицером армии Российской Империи, дислоцированной в Восточной Армении. Женился на моей матери, Вардануш, старшей дочери Геворга Тер-Амбакумяна, рожденной в 1883 году в городе Александрополе. Доблесть и храбрость Хачатура преумножилась в годы Первой мировой войны. Полный жизни, этот человек был готов сразиться со всем миром лицом к лицу. Но события 1915 года, подлость, низость, зло и зверская кровожадность турецких янычаров заставили содрогнуться многих. Первая мировая война развязала руки пантюркистам, давая возможность безнаказанно осуществить планы тотального уничтожения армянского народа на захваченных территориях. Это решение было принято еще в 1911 году в городе Салоники на тайном собрании.
Моя мать Вардануш и отец Хачатур Погосяны проживали в своем поместье под названием Шайналар под городом Карс. Поместье было большое, с постоялым двором и магазинами. Здесь и застал нашу семью апрель 1915 года. В эти дни отец мой находился дома в краткосрочном отпуске.
Был мирный тихий весенний апрельский день. Турецкие солдаты начали стучаться в двери армянских семей. И с этого момента начались запланированные злодеяния турецких властей против армянского народа, что привело к Великой резне. Янычары заставляли армян покидать свои дома и отправляться в путь. А куда – никто не знал. Если кто-то сопротивлялся данному приказу, убивали на месте на глазах у семьи.Мой отец Хачатур и другие героические армяне объединились и, проходя от дома к дому, предупреждали и помогали армянам бежать в Восточную Армению. Моя мать собрала нас всех. К тому времени нас было четверо детей. Я был старшим и старался помогать. Мама дала мне самые необходимые вещи, а золото и другие ценности мы спрятали под большой каменной плитой в саду. Заперли двери и вместе с соседями пустились в путь спасения под покровом ночи. А наши отцы, вооружившись чем могли, вышли на улицу защищать свои семьи и родственников. Ночь защитила нас. Мы спрятались за деревней в горах. А тех, кто не успел уйти ночью, янычары собрали в середине деревни. Варварски отделяли красивых девушек и молодых женщин от толпы, жестоко избивая матерей и отцов, которые хотели защитить своих детей. Их увели. До сих пор в ушах звенит их душераздирающий крик. Среди них была моя тетя Гаяне, младшая сестра моей матери. Никогда больше мы ее не видели. А других вывели из поселка в неизвестном нам направлении. Потом только весть облетела весь мир – в пустыни Тер-Зор.
Мой отец и наш сосед, сапожник Карапет, объединившись с другими армянами, создали партизанский отряд и спрятались в горах. Отец рассказывал, как каждую ночь, когда измученным и истерзанным армянам турецкие захватчики разрешали привал, героические армяне, которых после назвали фидаи, незаметно и тихо пробирались к пленникам, освобождая из рук злодеев, показывали дорогу спасения. И так из ночи в ночь. Однажды турки заметили группу, и многим не удалось убежать. Турецкие янычары их жестоко убивали на глазах пленников.

Мой отец Хачатур через несколько месяцев разыскал и нашел нас в Гюмри, в американском приюте, где мы нашли кров и защиту. Боль и удивление охватили его. Семья, которую он провожал, состояла из пяти человек, а теперь нас было трое. Мама часто плакала. Тогда выходили из Шайналара мама, я, сестра и два моих младших брата. Одному было два года, а младшему несколько месяцев. В дороге двое моих братьев умерли. Помню, как мама посадила нас в укромном месте, а сама с рыданиями пальцами стала рыть землю. Брат мой умер от голода, а младший – от холода. Моя мать до конца жизни скорбела по детям говоря: «Из лап смерти из восьмерых моих детей смогла спасти только троих».
Отец мой крепко обнял нас и с тоской и горечью в душе опять простился с нами. Он же офицер, и долг чести – найти свой полк. Тогда бушевала мировая война. После отъезда отца нас нашел мой дядя Мукуч, брат моей матери, житель города Гюмри. Он забрал нас к себе домой. Я долго не мог разговаривать, меня часто мучили кошмары, воспоминания пережитых дней. Я видел, как жестоко убивали армян, как поднимали на меч маленьких детей. Даже по истечении стольких лет мне очень тяжело и больно.

Отец вернулся в 1919 году. Правда, мировая война закончилась в 1918 году. Мы еще жили у дяди Мукуча. Жить было очень тяжело, перебивались с хлеба на воду, просто влачили существование. Отец нас забрал и перевез в город Кизляр. С большим трудом нашел работу, а мама переходила из дома в дом, стирала и убирала. Я помню всегда замученные глаза и огрубевшие от тяжелой работы руки отца. А мама, некогда богатая и цветущая женщина, сгорбилась под тяжестью пережитого горя и непосильного труда. В 1922 году родился мой самый младший брат Оганес. В 1924 году отец заболел лихорадкой-малярией. Не смогли его спасти, в том же году он умер. Потом заболела малярией мама. Но, слава богу, господь не бросил нас, мама выжила. Она выздоровела, но не было отца, и вся тяжесть семьи легла на ее хрупкие плечи. Тогда мне было 15 лет, и я всячески ей помогал. Мы с мамой собрали все вещи и младших детей, с большим трудом вернулись снова в Гюмри, к дяде Мукучу. Дядя меня определил в ремесленную мастерскую учеником кузнеца, говоря, что ремесло – это золотой браслет на руках.

Ах, внученька, мы пережили тяжелые дни, до сих пор эта боль в наших сердцах. Со страхом в сердце каждую минуту ожидали: смерть нас тоже накормит своим горьким обедом. Нелегкая доля досталась армянскому народу!
С замиранием сердца и страхом слушала я рассказ деда. Его слова навсегда отпечатались в моей памяти, живо рисуя страшные картины прошлого. Дедушка поднялся, тяжело шагая, подошел к двери, обернулся, вытирая слезы, добавил;
– Внученька, 1915 год для армянского народа стал не только годом великой трагедии и геноцида, но и годом испытаний, самоотверженной борьбы и самообороны. Я сейчас уже точно знаю, что воспоминания, какими бы тяжкими они ни были, взывают к жизни. Память тысяч и тысяч невинных жертв мы должны увековечить своим существованием и процветанием. Память о них должна жить в сердцах и умах будущих поколений. У нас есть будущее, когда мы помним путь, пройденный нашим народом, каким бы тяжелым он ни был!
Сегодня, спустя много лет после геноцида, людей, переживших эти страшные события, почти нет. Остались только их потомки с украденным детством, которые выросли, слушая вместо красивых и счастливых сказок душераздирающие истории о своих родителях и дедах. Поколение снова и снова, раз за разом переживающее вместе с ними страшные дни своего народа.
Тяжелую и грустную историю о геноциде поведал дед. Мне ничего не оставалось, как думать и рассуждать о том, что я услышала…