Только две из двадцати стран Латинской Америки не имеют выходов к мировому океану — Боливия и Парагвай. Из-за своего сложного географического положения они обделены вниманием путешественников. Вполне возможно, что и я бы их не заметил, если бы не святой армянин, который оберегает Парагвай от врагов.

ГРАНИЦЫ И ВОЙНЫ
Парагвай стал первой страной, в которую я не приехал и не прилетел, а пришел, перейдя по «Мосту Дружбы» через реку Парана и тут же оказавшись в Сьюдад-дель-Эсте, городе с трехсоттысячным населением. Это второй по величине город Парагвая и «шопинг-центр» всей Южной Америки. Город является частью так называемого «района трех границ», Аргентины, Бразилии и Парагвая, благодаря чему и стал зоной беспошлинной торговли. Сюда приезжают не за достопримечательностями, которых здесь нет, — ну, если только не считать таковой самую мощную в мире ГЭС «Итайпу», — а за покупками. Только я прибыл в город ни за тем, ни за другим — меня интересовала конкретная личность, которая, если верить парагвайцам, стала инициатором образования государства Парагвай. И тут, полагаю, не мешало бы обратиться к истории.
До прихода европейцев современная территория Парагвая была заселена индейцами гуарани или тупи, как они сами себя называют. В самом начале XVII столетия испанский наместник Ариас де Сааведра основал в этих местах иезуитские миссии, которым вскоре удалось обратить индейцев гуарани в христианство. В иезуитских поселках гуарани были защищены от жестокого обращения со стороны военных Испанской короны, и их благодарность святым отцам выражалась в готовности сражаться на их стороне. Иезуиты, всегда пользовавшиеся славой богатого ордена, с помощью гуарани задумали создать свое собственное «государство Бога» и избавить его от цепей колониальных властей. В 1753 году начались так называемые «войны гуарани», в ходе которых индейцы сражались за иезуитов против испанцев. Последние в 1756 году одержали победу и вытеснили иезуитов из Парагвая. Однако эпоха колониального господства вскоре подошла к концу: 14 мая 1811 года Парагвай объявил о своей независимости. Казалось бы, горести позади, и гуарани и смешавшиеся с ними европейцы могут вздохнуть с облегчением и заняться отстраиванием молодой страны. Но не тут-то было! Вскоре парад суверенитетов начался и в соседних странах — Бразилии, Уругвае и Аргентине. Все они имели территориальные претензии к Парагваю. И если в первые годы независимости географические соседи достаточно лояльно относились друг к другу, то с приходом к власти в Парагвае династии Лопесов отношения между странами начали охладевать. Сначала президент Карлос Лопес, а затем и сменивший его на посту сын Франсиско Лопес стали вести изоляционную политику, враждебную по отношению к соседним странам. В 1864 году началась война между Парагваем и так называемым «Тройственным альянсом», состоявшим из Бразилии, Уругвая и Аргентины, в результате которой за шесть лет погибло триста тысяч парагвайцев, в том числе гражданских. Довольно большие части страны на юге и востоке отошли Бразилии, а на западе — Аргентине. Война оставила страну обремененной долгом и совершенно разоренной: железную дорогу, казенные и частные здания — все нужно было восстанавливать. Не имеющему выхода к морям Парагваю было сложно возрождать экономику, но постепенно она восстанавливалась. Едва страна успела встать на ноги, как возникли очередные территориальные споры. На этот раз Парагвай спорил со своим северным соседом — Боливией. А дело было так: к началу 1920-х годов засушливая область бассейна реки Парана Гран-Чако площадью 250 тыс. кв. км оставалась практически безлюдной. Пустоши и болота здесь были настолько непривлекательны, что даже сходившиеся в этом районе границы Бразилии, Боливии и Парагвая оставались толком не размеченными. В Парагвае территорию считали своей, в Боливии — своей, но дальше словесных споров дело не заходило. В Чако просто не было ничего, из-за чего стоило бы раздувать конфликт.

Все изменилось в 1928 году, когда работавшие в западной части Чако геологи обнаружили признаки наличия там нефти. Сразу после этого боливийские власти, за спиной которых стояли нефтяные компании США, объявили спорную территорию своей и отправили в Чако войска. Однако парагвайский отряд, поддержанный индейцами гуарани, отбросил боливийцев, после чего Парагвай, подбадриваемый британо-голландской компанией Royal Dutch Shell, официально объявил Чако своей суверенной территорией.
Обе страны, Парагвай и Боливия, принялись лихорадочно собирать силы, а 15 июня 1932 года началась война, получившая в истории название «Чакской войны». Так совпало, что в локальном противостоянии двух южноамериканских стран сошлись старые враги: бывшие вильгельмовские полководцы (Вильгельм II — последний германский император (кайзер) и король Пруссии в 1888-1918 гг.; прим. авт.) и потерявшие родину из-за Великого Октября русские дворяне. На сторону более мощной Боливии встали немецкие военные специалисты, а русские эмигранты-белогвардейцы заняли сторону нищего и преимущественно индейского Парагвая. Три года бои шли с переменным успехом, однако за полгода до окончания войны в июне 1935 года преимущество было исключительно на стороне Парагвая. Одержав победу над Боливией, Парагвай приобрел спорный Чако. Но какова была цена этой победы?! Чакская война стала самой кровопролитной войной между государствами Латинской Америки в XX веке, и по злой иронии судьбы в долине Чако так и не нашли нефть. Кровь, как это часто случалось в истории, была пролита напрасно. Зато имена русских героев — Ивана Беляева, Язона Туманова, Сергея Щетинина, Степана Высоколяна, Николая Эрна и многих других — вписаны в славные страницы истории Парагвая.

ПОКРОВИТЕЛЬ СТРАНЫ И ЖИВОТНЫХ
Несмотря на то, что выходцы из Российской империи сыграли значимую роль в становлении современного государства Парагвай, эта южноамериканская страна стала первым местом, где я столкнулся с проявлением русофобии. На одном из рынков Сьюдад-дель-Эсте у меня попросил закурить худощавый парнишка лет двадцати с голым торсом. Я ему ответил, что с недавних пор не курю. Заметив мой акцент, парень поинтересовался:
— Иностранец? Из какой страны?
— Из России.
— Monorusо (русская обезьяна (исп.); прим. авт), — неожиданно сказал молодой человек, продемонстрировав кулачок с большим пальцем, направленным вниз.
Возможно, в своей стране я бы отреагировал грубо на подобное высказывание в свой адрес, но я понимал, что нахожусь не дома — к черту агрессию!
— Учитывая, что обезьяны не курят, в твоем замечании есть доля истины, — сострил я.

По сей день сожалею, что у меня не сложился разговор с этим парнем. Он обозвал меня и ушел, закинув скомканную грязную футболку себе на плечо. Откуда в нем эта ненависть? Он не производил впечатление мало-мальски грамотного человека. Если охарактеризовать его в двух словах, он был из тех, о ком говорят «из школы в грузчики». Скорее всего, русофобия здесь ни при чем. Будь я из Мексики, был бы «мексиканской обезьяной», а все потому, что у меня не было сигарет. К тому же Парагвай не та страна, где можно столкнуться с ксенофобией, тем более, в Сьюдад-дель-Эсте. Это единственный город в западном полушарии, где наряду с католическими храмами можно встретить мусульманские мечети, синагоги, буддистские пагоды, индуистские мандиры, а протестантских молелен так и вовсе не счесть. В небольшом торговом городе, кроме гуарани и креолов, издавна живут персы, арабы, японцы, китайцы, евреи… Армян, правда, нет. Небольшое их количество проживает в столице страны Асунсьоне. Там же и, в особенности, в Чако живут немцы-меннониты, которые в середине ХХ века дали убежище другим немцам — бывшим нацистским офицерам, разыскиваемым как военные преступники. Сейчас их уже нет в живых, но есть их потомки, ставшие теми же миролюбивыми меннонитами или смешавшиеся с гуарани.
И все же основной религией города и всей страны является католическое христианство, а это значит, что у народа есть свой святой покровитель. В Парагвае это Сан-Блас. Десятки местностей по всей стране названы в честь Сан-Бласа. В одном только Сьюдад-дель-Эсте есть улица Сан-Блас, парк «Сан-Блас», мост «Сан-Блас», церковь «Сан-Блас», гимназия «Сан-Блас»… Такому большому количеству «сан-бласов» в отдельно взятом городе может позавидовать даже Баку со своим «Гейдаром Алиевым». Так кто же такой этот Сан-Блас? А он никто иной, как наш армянский Сурб Влас или Барсег в миру.

Родился будущий святой в Малой Армении, в Себастии, во второй половине III столетия от Рождества Христова. С юности Влас отличался благочестивой жизнью, был врачом и себастийским епископом. В эпоху антихристианской смуты Малая Армения была восточной провинцией Рима, и во время Великого гонения при императоре Диоклетиане Влас утешал христиан, посещал мучеников в темницах. Однажды Влас решил собрать всех христиан Себастии и укрыться с ними в горах. Узнав об этом, римский наместник приказал ловчим собрать как можно больше диких животных для истязания Власа и христиан, ушедших с ним. Когда львы, леопарды, шакалы и волки увидели Власа, они припали к его ногам, стали ласкаться к нему, облизывать святого, а тот, в свою очередь, благословил и стал излечивать тех из них, кто в этом нуждался.
Если святой Григор Просветитель обратил в христианство армянского царя Трдата III благодаря целительским способностям, то Власу подобное врачевание стоило жизни. Согласно акафисту (жанр православной церковной гимнографии; прим. авт.) римским солдатам все же удалось схватить Власа и казнить его мечом. По преданию, тело святого погребли там же, в Себастии, где и родился Влас. Это был 316 год и пятнадцатый с того дня, когда соседняя независимая Армения Великая объявила христианство своей государственной религией. Влас со своей христианской общиной мог бежать к соотечественникам на восток, где правил Хосров III Котак, но между Арменией Великой и Римской империей простиралась живая граница, охраняемая легионерами. Дело в том, что римляне считали христиан иудейской сектой, а поскольку Армения Великая приняла христианство, то для имперцев она становилась иудейской страной, у границ которой служили самые отборные легионеры Рима, чтобы ни одна мышь не проскочила в империю из страны «иудейской ереси». К тому же еще при Трдате III Армения Великая получила от римлян гарантию неприкосновенности и невмешательства со стороны друг друга во внутренние дела обоих государств. Наверняка Армения Великая помогла бы своим единоверцам и соотечественникам из Малой Армении, что под властью Рима. Но для этого беглецам нужно было бы оказаться в христианской стране, что было сделать невозможно.

Однако вернемся в Парагвай и зададимся вопросом, каким образом Влас стал покровителем этой страны? За ответом я направился в церковь, что носит имя этого святого. Это теперь я понимаю, что не нужно было никуда ходить, — ответить на этот вопрос может каждый второй парагваец. Священника в храме не оказалось, но мне ответили верующие, с которыми я случайно познакомился, когда снимал на камеру приглянувшуюся мне икону Святого Бласа в окружении животных. Это, видимо, и заметила одна женщина, обратив внимание на мою заинтересованность.
— Святой Блас считается первым ветеринаром и покровителем животных, — тихо сказала она.
— Я уже догадался. Но Сан-Блас еще и покровитель вашей страны. Почему он?
Женщина удивленно посмотрела на меня.
— Так вы не парагваец? Третьего февраля мы, католики, празднуем именины Святого Бласа, а в Парагвае он особенно почитаем, так как в этот день наши индейские народности победили испанцев. Согласно поверьям, в день собственных именин Святой Блас явился в стан испанцев в белом одеянии и сверкающим мечом ослепил врагов. Индейцам не пришлось проливать кровь. Ослепшим испанцам же пришлось сдаться и уйти на восток, где быстрое течение Параны унесло их и выбросило в океан. Это было пять веков назад. Таковы сказания наших предков.
Последняя фраза была произнесена ею с заметным сомнением. Женщина улыбнулась, пожала плечами и своей мимикой дала понять, что рассказанная легенда всего лишь часть ее веры, с чем приходится мириться.
— А еще Святой Блас считается целителем болезней горла, — продолжила она после небольшой паузы. — В Парагвае вы часто можете услышать причитания «San Blas, San Blas», когда у кого-то болит горло, или когда кто-то поперхнулся едой или напитком.

Вот уж не знаю, замечал ли это кто-либо до меня, но когда я вернулся в отель и стал углубленно изучать все то, о чем поведала мне в храме католичка, я с удивлением обнаружил, что хоть рассказ, изложенный ею, и сомнительный, зато дата «третье февраля» и впрямь мистическая для Парагвая. К примеру, 3 февраля 1989 года закончилась эра парагвайского диктатора Альфредо Стресснера, который правил страной тридцать пять лет и за эти годы погубил сотни жизней несогласных с его политикой соотечественников, из-за чего был прозван «парагвайским палачом».

Также в Парагвае уверены, что после окончания Второй мировой войны европейский палач Адольф Гитлер не застрелился, а бежал в Парагвай, жил в этой стране под именем Курта Бруно Киршнера и скончался 3 февраля 1971 года в небольшой деревушке близ города Консепсьон. Так что Святого Бласа, — он же Влас, он же Власий в православной традиции, — по праву можно считать покровителем Парагвая, так как в свой знаменательный день он спас страну не только от испанских поработителей, но и от других не менее кровожадных людей. И вообще стоит отметить, что святой из далекой Армении покровительствует не только Парагваю, но и многим городам на планете, среди которых Дубровник в Хорватии, Аликанте в Испании, Сан-Блас в Мексике, а в Панаме именем этого святого назван целый архипелаг.
Перед вылетом из Парагвая я приобрел небольшую статуэтку Святого Бласа. Упаковывая товар, продавец в церковной лавке заверил меня, что ангину как рукой снимет, если я обращусь к Сан-Бласу во время хвори. Но я-то знаю, что ангина не берет меня с юных лет, с тех пор как я лишился миндалин, а вот пуделю моему, Рику, святой ветеринар пригодится.
Вадим АРУТЮНОВ,
Парагвай