В освобожденном от фашистских оккупантов Ростове налаживалась мирная жизнь. Возвращались из эвакуации предприятия и беженцы. Начали восстанавливать разрушенные здания. Возобновилась работа культурных заведений. Школа объявила набор в старшие классы – «За год – 2 года», чтобы дети наверстали упущенную учебу в период фашистской оккупации. Я тоже вернулась в школу. И снова мы ходили по госпиталям, развлекая раненых, писали письма солдатам на фронт о своих успехах в учебе. Радостно встречались со старыми учителями и одноклассниками, с которыми была потеряна связь.
На одной из переменок ко мне подошла девочка, очень красивая, и сказала: «Вы мне нравитесь, я хочу с вами дружить». В те годы было модно предлагать дружбу. Галя Конева оказалась на два года младше меня. Ее семья проживала в частном доме на 9-й линии, угол Инженерной улицы. Галя мне сразу понравилась, да так и на всю жизнь. Сначала вдвоем, потом с мужьями, с детьми, семьями все 70 лет. Они в Риге, мы в Ростове, то они к нам в гости, то мы к ним, то путешествуем вместе по стране, то за рубежом.
Во время войны семья Коневых перестала получать письма с фронта от отца. Очень волновалась мать, Мария Семеновна, и, конечно, дети – три сестры и брат. Кто-то Галю надоумил погадать. Гадалка жила на 6-й линии, второй или третий дом от Советской улицы, по нечетной стороне. Прихватив меня с собой, Галя нашла нужный дом. Первой зашла Галя, а я осталась ожидать ее в темном коридоре, где стояло два-три стула, видимо, для посетителей (тогда многие гадали). Минут через двадцать Галя вышла и повелительным голосом сказала «Иди!». Я не собиралась – мало верила в гадание, но она настаивала и даже дала мне деньги, так как у меня своих не было.
Я вошла в комнату и обомлела. Спиной к окну сидела пожилая женщина: то ли армянка, то ли цыганка, с длинными распущенными черными волосами. В руках у нее был большой кухонный нож, и она им ковырялась в зубах. Ну ведьма, ни дать ни взять. Она усадила меня напротив себя и, глядя в глаза, сказала: «Смотри на меня». А мне было как-то не по себе, я все пыталась отвести глаза в сторону. Первое – она сказала, что мое имя начинается на букву В: или Валерия, или Валентина, имя очень трудное. Она смотрела мне в глаза, держа этот огромный нож в руках, и продолжала: «Работать в увеселительном заведении ты долго не будешь». (Я подумала: это она о театре.)
И опять сказала: «Смотри на меня». И продолжала: «Я на тебе вижу халат». (Ну, это дудки, подумала я, в медицину я не пойду. Я не знала, что библиотекари тоже носят халаты.) «Муж у тебя будет нерусский, я вижу его нос и инициалы – А. Г.»
Я обомлела. Хотя до замужества было еще далеко, но за мной ухаживали Александр, еврей, Ашот, армянин, и у обоих фамилии на Г. (Так и получилось: я вышла замуж за армянина Алексея Г.)
«У вас будет двое детей. Жить будете хорошо, но не в Ростове, гораздо севернее».
Выйдя замуж, я действительно несколько лет жила севернее, но потом мы вернулись в Ростов с двумя детьми.
Галине же гадалка сказала, что ее отец вернется с фронта живым и здоровым. Так в действительности и оказалось. Отец вернулся, поступил на работу ветеринарным врачом на бойню. Галя поступила в медицинский институт. Однажды у входа в мединститут остановился легковой автомобиль, и два молодых человека, элегантно одетых, вызвали Галину, посадили в машину и увезли. Ее сокурсники, не подозревая, в чем дело, вслед с восхищением и завистью кричали: «Вот Галка дает!» По дороге Гале объяснили, что ее отец арестован и у них должен быть обыск, но так как дома никого не было, пришлось ее снять с занятий. Что случилось? За что арестовали? Обыск не дал ответа.
Через несколько лет Константин Федорович Конев, возвращаясь домой, заехал в Москву к брату – маршалу Коневу. Тот сразу же сменил его лагерную одежду. Разговор между братьями при встрече нам не дано знать.
Все шло своим чередом. Когда Галя вышла замуж за морского офицера с длинной еврейской фамилией, им было решено взять фамилию невесты. Я была свидетелем при оформлении их брака. Юрий Конев оказался человеком очень открытым и жизнерадостным, служил в Латвии. Галина, переехав в Ригу, стала работать санитарным врачом, выучила латышский, родила сына и дочь (названную в честь меня Викторией). Мэрия Риги присвоила детям латвийское гражданство, а Галя, прожив в Риге большую часть своей жизни, так гражданство и не получила, Рижские власти считали ее оккупанткой. Такая в то время была позиция. И это после того как русские войска освободили Латвию от фашистов – устроителей концентрационных лагерей смерти, в том числе в Саласпилсе.
Все шло своим чередом: переписка, телефонные разговоры, изредка встречи. Но вот сегодня мне повезло, у меня командировка в Ригу. Самолет мягко приземлился, я посмотрела на часы – была полночь, Рижский аэропорт встретил пассажиров яркими немигающими огнями. У выхода все благодарили пилотов и прощались со стюардессами. Я спустилась по трапу.
Такси, которое я заказала по телефону во время полета, терпеливо ожидало меня, я назвала условный пароль, и мы поехали по адресу. Нам пришлось дважды объехать дом, чтобы узнать, какому парадному принадлежит квартира с одним-единственным освещенным окном. Моя старинная подруга к этому времени более десяти лет жила в Риге. Обе мы были рады встрече. Несмотря на столь поздний час, меня ожидал накрытый стол. Галя сказала, что она все время выглядывала в окно в ожидании моего приезда. Радости не было конца, мы наперебой рассказывали друг другу, как живем, как работаем, вспоминали, как нам пришлось пережить войну, как учились, с кем учились – она в мединституте, а я в драмстудии театра Горького, затем в библиотечном техникуме, как мы ходили к гадалке (сейчас ее назвали бы ясновидящей).
Я нечаянно опрокинула рюмку с вином на белую скатерть, мне было очень неприятно, а Галя сказала: «Чего ты переживаешь? Это не скатерть, а клеенка, которую Юра привез из Уругвая». Качество меня удивило.
Юра и теперь был в плаванье. После выхода в запас стал капитаном рыболовецкого судна. Его траулер выходил на промысел в Атлантический океан. Когда в районе промысла суда терпели бедствие, первым на помощь спешил капитан Конев с воспитанным им бесстрашным экипажем, о чем с восторгом писали латвийские газеты.
Сын Галины учился в мореходном училище, иногда по воскресеньям бывал дома. Дочь училась в школе. Около пяти часов утра зазвонил телефон, и соседка Галины сказала, чтобы она срочно включила приемник. В эфире передавали сообщение о том, что сегодня советские войска вступили в Чехословакию. На душе сразу стало тревожно. Галя собиралась на работу, а меня уложила спать.
Мы договорились, что в министерство культуры, куда у меня была командировка, я явлюсь через день. Я устала от дороги, от потока информации, от необычной обстановки – и задремала.
В семь утра зашла соседка. Они о чем-то шептались на кухне. Потом зазвонил телефон, опять Галя долго разговаривала о чем-то, и ушла на работу. В дверь позвонили. Я открыла и сказала, что хозяйка ушла на работу. Звонившая как-то странно на меня посмотрела. А я снова легла спать.
В перерыв пришла Галя. Я ей сказала о женщине, но Галя что-то недоговаривала. Я пыталась позвонить домой в Ростов, сообщить, как я долетела, но Ростов был закрыт – я заволновалась. Вечером к Гале заходили то соседи, то знакомые, что-то друг другу сообщали. Я поняла, что речь идет о введении наших войск в Чехословакию, Ростов продолжали не давать, и моя фантазия разыгралась, так что Галя вынуждена была меня одернуть и сказать: а как же быть ей, если она остается в Латвии, ее муж в море, а сын в училище. Позже она сказала, что в этот день в Риге был убит начальник милиции и обворован воинский оружейный склад. Страшно было, что голову подняли латвийские националисты.
На следующий день я пошла в министерство культуры. Меня приняла женщина-заместитель, так как начальства не было. Я объяснила, что работаю в Ростове заведующей библиотекой, а так как латвийские библиотеки считаются лучшими, меня направили для обмена опытом. Заместитель начальника, очень деловая женщина, сказала: «Уезжайте, и чем быстрее, тем лучше. С вами никто не будет заниматься».
Я вернулась домой. Квартира Гали превратилась в штаб. В ее доме жили семьи моряков, и их жены считали, что максимум информации могут узнать у жены капитана.
Я продолжала пытаться связаться с Ростовом, но Ростов не отвечал. В аэропорту не было билетов. Что можно было подумать?
Бегая по Риге, я встретила две библиотеки. Любопытство взяло верх. Я зашла, представилась, посыпались вопросы, ответы и встречные вопросы. Во второй библиотеке меня встретили весьма недружелюбно и посоветовали побыстрее уехать.
Наконец-таки я купила билет на третьи сутки, так что еще двое суток мне предстояло находиться в Латвии. Галя успокаивала меня, как могла, хотя сама была взволнована не меньше меня.
В день моего отлета мы прощались, думая, что это навсегда.
Виктория ГАЛУСТЯН,
ветеран труда